Атилла
Шрифт:
– Бахадиры мои, – начал Мангук, обращаясь к сидевшим за ханским дастарханом, – вы во всяком деле искусные, умелые мастера, вы – дети мои. В последнем бою враг лишил нас всего, что было так дорого нам. Мы превратились в жалких одиноких бобылей. Видно, Тангрэ хотел, чтобы мы повторили участь предка нашего Угыза. Когда-то этот дед, растерявший род свой и племя, вынужден был откочевать на запад. Пройдя многие земли, он пришёл в степи, что пролегли между реками Итиль и Жаек, и обосновался здесь. Угыз-хан умел договариваться с местными угорскими и сарматскими племенами. Подтвердите мои слова, Конбаш-атакай и Сакмар-менбаш, так ли было?
– Было, было, хан, – в два голоса поддержали его атакай с менбашем.
– А если так было, что должны делать унуки?
– Мы – сильное племя,
– Верно говоришь, Конбаш-атакай, верно. С уграми деды наши с незапамятных времён обменивались невестами. При отце моём Шимбай-хане было так, так будет и впредь. Зять Куриш и Айгуль-апа всегда были ласковы с нашими парнями.
– Мне лучше к Куришу, угорскому предводителю податься. Есть у меня там зазнобушка, – сказал Сакмар-менбаш.
– Угры всё же уступают сарматам и не только числом, – продолжал размышлять хан. – У сарматов земля уж очень хороша! Одна степь так и вяжется с другой. И язык сарматский на наш похож. А угорский – кто ж его поймёт! Сам-то ты два года у Куриша провёл, его парней в седле воевать учил. Тебе, понятно, лучше туда пойти.
– Да, верно, Мангук-хан. Джигитов Куриша-ильтотара я учил не только верхом сражаться, учил стрелять из лука и бросать аркан.
– А мне, отец, больше светловолосые сарматские девушки по душе, – заявил Рухил-углан.
– Мне тоже, – вставил вслед за братом Биляу.
Мангук-хан взглянул на Рамула. Разница в годах между Рухилом и Рамулом была невелика, поэтому они росли вместе, и мечи к поясу пристегнули в один год. Впрочем Биляу тоже не намного младше. В этом году тоже получил свой клинок. Это значит, что он имеет право участвовать в сражениях. Один только Атилла намного отстаёт от братьев. Этой весной ему пошёл всего девятый год. Мальчишка всё время вьётся около кузнеца Туграна. Вот и теперь к нему сбежал. Что ж, пусть учится делу. В народе говорят: «Кузнечное дело без куска хлеба не оставит». А вот этим угланам, сидящим по правую руку, пора жениться. В их годы у Мангука уже двое сыновей было. Он женился в том же году, когда приладил к поясу первую в жизни саблю… Женить всех сыновей на сарматках, как они хотят, было бы неправильно. Его здоровые крепкие сыновья могут вызвать у Бахрам-бека зависть. Тем более, что у них с Сафурой, как докладывал Конбаш-атакай, своих детей нет. Удивительное дело, с тех пор, как старик побывал в стане сарматов, хану каждую ночь снится дочь сарматского хана. Похоже, он попал в плен к златовласой сарматке ещё до встречи с ней! Сыновей-то он женит, а вот как быть ему самому? Он ещё не стар, душа его тянется к женщинам. Обе жены почему-то рано ушли из жизни. Рухил с Рамулом от первой жены, а Биляу с Атиллой подарила ему вторая жена… Рухила с Рамулом всё же придётся, видно, женить на угорках, а Биляу он возмёт с собой к сарматам. Сестра Айгуль, конечно же, спросит с обидой: «Почему ты Биляу-то у нас не женишь?». Впрочем, всё зависит от Тангрэ, всё будет, как он захочет. Остаётся надеяться, что сарматы не прогонят их.
– А теперь, братья, выслушайте волю хана, – сказал Мангук, чуть запрокинув голову. Мы – я, Конбаш-атакай и Биляу – поедем к сарматам. Я возьму с собой сто джигитов. Сакмар-менбаш, главный кузнец Тугран, Рухил и Рамул в сопровождении трёх сотен унуков отправятся во владения зятя Куриша. Поедете не с пустыми руками. Зятю Куришу всегда недоставало хорошего оружия, лёгких тележек, конской сбруи – всё это возьмёте с собой. А ещё коней. Мастер Тугран прихватит также своих джигитов. Куриш – добрый человек, там всё будет хорошо…
Пришли кузнец Тугран и Атилла. Мальчик прошёл к Биляу и сел рядом. Тугран присоединился к военачальникам, сидевшим от хана по левую руку.
– Атам, атам, – сказал Атилла, вставая, – я слышал, мы к Айгуль-апа и зятю Куришу едем?
Все заулыбались, слушали мальчика, поглаживая бороды и усы.
– Думаю, Атилла-углан пока ещё не собирается жениться? – улыбнулся менбаш Сакмар.
– Что ж, Атиллу-углана отдаю под присмотр мастера, – принимая шутку, сказал хан. – Вот он пусть и думает, как с ним быть. Может, и для него хорошую девочку приглядит? Неплохо бы и за ушко её укусить. – Он хотел было добавить: «Как я когда-то дочку сарматского хана», но сдержался. – А заодно с любящей тётушкой повидается, передаст ей от всех нас привет и добрые пожелания.
Все посмеялись шутке, а Атилла запальчиво крикнул:
– А захочу, так и домой её с собой заберу!
Тут уж и Мангук-хан не сдержался, от души посмеялся, запрокинув голову. Вытирая слёзы, он сказал:
– Мастер Тугран, ты сделал из этого мальчишки вольного кузнеца. Если уж он так хочет, возьми его с собой к зятю Куришу. Только смотри, глаз с него не спускай! Ведь он меньшой у меня.
– Хорошо, хан, всё сделаю, как велишь, – сказал кузнец и подмигнул Атилле.
II
Китай. 89–91 годы. Разгром сюнну. Карательную экспедицию против кочевников возглавил полководец Доу Сень, выгнав их на запад. Это была последняя победа китайцев, после которой началась великая миграция гуннов, которые появились несколькими столетиями позже в Европе.
Гуннстан. Хунны и сарматы – ровесники. Оба народа вышли на арену истории в III в. до н. э. Значит, 700 лет спустя они были в самом конце фазы надлома. Но «неукротимые хунны», оказавшиеся на западе Степи, нашли выход из крайне тяжёлого положения. Вместо того чтобы встречать и побеждать врагов, они стали искать друзей, где только было можно. И когда в 360 г. началась война с гото-аланским союзом, поддержанным Византией, у гуннов было много друзей, говоривших на своих языках, имевших свои религии и свои нравы, но выступавших вместе с гуннами и умноживших их ряды. Вот что дал симбиоз!
За спиной у аланов стояла могучая держава Германариха из рода Амалов, короля готов. Остроготы, его родное племя, держали власть в державе, а другие три племени: герулы на востоке и визиготы с гепидами на западе – поддерживали силу державы. Их держава была построена на силе, без уважения к обычаям соседей, без сочувствия к их слабостям (у кого их нет?) и без симпатии ко всем, за исключением римлян.
К 370 г. стало ясно, что аланы войну с гуннами проиграли, но до полного разгрома и покорения было очень далеко. Мобильные конные отряды гуннов контролировали степи Северного Кавказа от Каспийского моря до Азовского. Но предгорные крепости взяты не были, не была захвачена и пойма Дона, что вообще было не под силу кочевникам. Низовья Дона обороняли эрулы (герулы), народ, покорённый Германарихом и впоследствии огерманившийся. О столкновении эрулов с гуннами сведений нет. Это указывает на то, что гунны не пытались форсировать и низовья Дона. У них нашёлся иной путь.
Однажды в 371 г. изрядно проголодавшиеся гуннские всадники, забредшие на Таманский полуостров, увидели пасущуюся там самку оленя и погнались за ней. Притиснутая к берегу моря олениха вдруг вошла в воду и, «то ступая вперёд, то приостанавливаясь», перешла в Крым и убежала. Охотники последовали за ней и установили место подводной отмели, по которой шёл брод. Они вызвали сюда своих соратников, перешли пролив и «подобные урагану племён» захватили врасплох племена, сидевшие на побережье Северного Крыма. Гунны прошли через степи до Перекопа и вышли в тыл готов, которые, будучи союзниками аланов, сосредоточили свои лучшие войска на берегу Дона, обороняя его высокий правый берег от возможного вторжения гуннов. Гуннам никто не мог помешать развернуться на равнине Приазовья. И тогда началось!