Атилла
Шрифт:
Обряд бракосочетания проводится так: жених подводит к невесте коня, держа его за гриву, она же накидывает на коня узду, а повод отдаёт в руки будущего мужа. Отец жениха (или кто-то из его родственников) подводит к невесте взнузданную лошадь. Девушка садится верхом и мчится в степь. Жених скачет за ней следом. Едут долго, пока невеста не остановится. На месте, выбранном ею, сооружают шатёр, где новобрачные проводят наедине неделю. Девушке положено обо всём позаботиться заранее, запастись едой.
Сафура-бике наставляла девушек:
– Подумайте обо всём – что будете есть,
После завтрака девушки готовились к свадьбе, потом верхом отправились на Кызлар-Тау. Были среди них темноволосые, светлые, как сама Сафура-бике, и совсем уж белобрысые угорки. Бике шествовала впереди, справа от неё ехала Сусылу. Сафура-бике то и дело поглядывала на свою любимицу. В эту девочку она вложила столько нежности и обожания. И теперь выясняется, что лелеяла она этот цветок для сына Мангука. Сафура-бике объяснила девушке, что выбрать следует джигита, который будет стоять по правую руку от хана. Это и есть Биляу, ханский углан. Пусть Сусылу не волнуется, бике будет рядом. Самой Сафуре не пришлось быть в объятиях Мангука, так пусть же её дочь растает в объятиях его сына. Недаром же говорят: женщина в объятиях любимого – что воск в лучах солнца.
Наконец, впереди показалась гора Кызлар-Тау. Народ уже собрался. Девушки увидели джигитов, которые, выстроившись длинной цепочкой, ждали их. Сафура-бике велела воспитанницам встать напротив. И вот началось: парни и девушки сначала разглядывали друг друга, потом стали улыбаться, подмигивать, поигрывать бровями, желая привлечь к себе внимание. Каждый старался угадать свою половину, боясь ошибиться в выборе суженого или суженой.
– Ста невест, как ты просил, у меня нет, а семьдесят набрала, – сказала Сафура-бике подошедшему к ней Мангук-хану.
– Значит, тридцать джигитов останутся обездоленными.
– Для них я велела собрать вдовушек.
– Вдовы – это хорошо! Вдова, как говорят, надо будет – по волоску пройдёт, не оступится, – улыбнулся хан. – Вдовушка и вдовцу – в самый раз будет, – добавил он.
– О нет, если ты говоришь о себе, хану вдова не годится, Мангук-хан.
Сафура-бике не переставала удивлять хана. Ведь она лишь бике, хотя и ханская дочь. По его понятиям, распоряжаться здесь должен был супруг её, Бахрам-бек. Или уж она совсем не подчиняется своему мужу?..
Девушки тем временем уже выбрали себе суженых. Молодые парами пошли к реке. Умывшись, вернулись, держа друг друга за руку. Всё шло своим чередом: девушки вложили уздечки в руки джигитов, сели верхом, и новобрачные пара за парой унеслись в степь.
А вдовы повели женихов в свои дома. Мужчина должен был забрать с собой не только детей невесты, но и всё её добро.
Каждая пара новобрачных получила от Сафуры-бике благословение. От имени покровителя домашнего очага Иная она пожелала каждой молодой семье счастья и благополучия.
Где будут ночевать ускакавшие в степь молодые, что будут есть, – это никого не интересовало. Каждый из новобрачных получил возможность показать, на что способен. Жених узнает, кого выбрал себе в жёны, а невеста оценит деловые качества жениха. Жеребца узнают по зубам, молодца – по делам. Через неделю пары вернутся, и Сафура-бике торжественно заплетёт их волосы в одну косицу, раздаст заготовленное приданое. Возможно и такое, что молодые в первые же дни, проведённые вместе, поймут, что ошиблись и неверно сделали свой выбор. Но так бывает редко. А если и случится, то и жених, и невеста должны будут дожидаться следующей свадьбы.
Как только молодые поскакали в степь, народ, собравшийся на Кызлар-Тау, начал расходиться. Проводив всех, Сафура-бике и Мангук-хан оказались на Кызлар-Тау одни. Бике смотрела вслед удаляющейся молодёжи, и в глазах её поблёскивали слёзы. Она отвернулась от Мангук-хана, желая скрыть их, и махнула рукой своему телохранителю, который собирался сесть на коня, приказывая ему уйти. Увидев это, Мангук-хан тоже отослал своего охранника. И вот они остались вдвоём. И где? – На Кызлар-Тау! – Месте, где с седых времён сарматы с унуками женили своих детей. Эти два народа в сущности уже давно срослись душой, стали одним целым, и всё же родина и земли у них до сих пор разные, каждое племя живёт своей жизнью, по своим законам.
Мангук-хан спешился и, протянув сидевшей в седле бике руки, помог ей сойти на землю.
– Прекрасная моя бике, любовь моя…
Сафура посмотрела на него сквозь слёзы.
– Не надо, не подобает хану так вести себя, Мангук. Лучше скажи, хан унуков, моя Сусылу понравилась твоему Биляу?
– Ещё бы! Он, как увидел её, чуть ума не лишился от счастья. Да и могла ли девушка не понравиться, если выбрала её ты.
– Боюсь, Бахрам-бек не простит меня, Мангук-хан, – вытирая глаза, поделилась Сафура-бике своим опасением.
– Не горюй, бике моя, ты теперь не одинока… Будь у меня скакун без узды, я бы и сам с радостью подвёл его к тебе, прекрасная бике!
Смущённая Сафура-бике перевела взгляд на лошадь своего телохранителя, которая, не обращая ни на кого внимания, щипала траву. Рядом паслась лошадь Мангук-хана. Обе были спокойны, тогда как сердце влюблённой бике трепетало так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Она подняла глаза на голубое небо, откуда, казалось ей, доносится голос Тангрэ: «Не теряй голову, бике, крепись, на одну лошадь нельзя накинуть две узды». Ты прав, прав, мой Тангрэ, Бахрам уже давно накинул узду. Поздно, хан унуков, слишком поздно!..
– Я до сих пор безумно люблю тебя, прекрасная моя бике!
– Не своди меня с ума, Мангук-хан! Ты слышал, наверное: если женщину лишить ума, она бросается в омут?
Бике легко коснулась душистой ладошкой его лица.
– Прекрасная моя бике… – хан поймал её за руку.
– Не судьба нам, хан, быть вместе, не судьба. Успокойся сам и меня не мучай. Ты – видный, красивый мужчина. Женщины при виде тебя голову теряют. Но нам, Мангук-хан, запрещено мечтать о том, что у нас с тобой теперь на уме. Нам – и тебе, и мне – этого прежде всего не простит народ. Люди ходят к роднику лишь потому, что он прозрачен и ничем не замутнён. Грязную воду народ пить не станет.