Атилла
Шрифт:
– Но Бахрам-бек чужой для тебя!
– Необузданное чувство всегда ведёт к беде, Мангук-хан… Сегодня я не просто выдавала за твоих джигитов юных своих красавиц. Вместе с ними я праздновала свою собственную свадьбу. Знай, я тоже накидывала узду на твоего коня… Правда, лишь в мечтах. С благословения Даян-атакая, я вихрем летела вместе с тобой по широкой степи. Ты сделал меня сегодня счастливой. Слышал ли ты: говорят, женщина, способная на безумное, отчаянное чувство, достойна двух жизней?
– О, не терзай мне душу, прекрасная моя бике! Что же мне делать?! Остаётся одно – похитить тебя!..
– Да, да! Укради меня! – смеясь, крикнула Сафура-бике. – Укради сегодня же, сейчас же!
– Возможно ли это, красавица моя?
– Сделаешь
Мангук-хан был потрясён, он никак не ожидал услышать от бике подобных признаний, хотя и мечтал об этом ночи напролёт. В душе он понимал, что Сафура говорит всё это смеясь, лишь мечтает вслух, что принимать её слова всерьёз нельзя. Да и сам он зашёл слишком далеко, пора задуматься, к чему это приведёт. Бахрам-бек не простит его никогда, между двумя родственными народами начнётся кровавая бойня. Они играют с огнём. Опасная игра эта для них обоих может кончиться очень плохо!.. Ты же – глава рода, да и та, что стоит перед тобой, глядя на тебя восторженными глазами, – бике сарматов… Чего же тебе ещё, Мангук-хан?! Ты добился того, о чём мечтал. Теперь уж тебе звезду с неба достать захотелось?! Стыдно, очень стыдно! Остановись, пока не поздно, иначе обрушишь всё, что строил ты до сих пор, ведь начало было так удачно. Ты же – из белых тюрков, уважаемого в туранских степях племени! Кому доверен священный Меч Тангрэ Угыз-бабая? Не тебе ли? В конце концов здесь ты не только для того, чтобы видеть Сафуру, ты же хотел, чтобы джигиты твои стали наконец-то счастливы, зажили благополучной жизнью. Вон там, за родником, из густых зарослей тальника, за тобой наблюдают сотни глаз. Сарматы – братья унукам, а ты собираешься столкнуть оба народа в кровавой бойне. Ты, Мангук-хан! Сейчас ты на земле дочери хана Сармата, пришёл просить девушек. И она дала их тебе. Конечно же, ты как хан мог жениться на ней, у тебя была такая возможность. Бике, стоящая перед тобой, могла стать твоей ханбике. Да, ханбике!..
Мангук-хан ещё раз заглянул в глаза Сафуры. Нет, слёз уже не было. Напряжённо думая о чём-то, она смотрела вдаль, туда, где в мареве исчезли её девочки, и, казалось, не замечала Мангука. И куда девалась взволнованная женщина, которая только что так сокрушалась о печальной своей судьбе? Куда девалась её на всё готовая любовь?.. Ну да, – как же он сразу не понял? – то было обыкновенное женское притворство. Она разыграла тебя, а ты, Мангук-хан, развесил уши, поверил ей. Она же – дочь хана Сармата, который объединил под своей властью сотни народов. Мангук-хан знает: как только унуки, гордо называющие себя белыми тюрками, окажутся под властью дочери хана Сармата, кичливые сарматы тотчас навяжут им своё имя…
Мысли прекрасной бике теперь далеко, что-то мучает, тревожит её. Тонкие, изящно очерченные брови хмурятся, по щекам порой разливается яркий румянец, порой ему кажется, что бархатные сине-зелёные глаза её меняют цвет – то темнеют, то снова становятся светлей. О чём думает прекрасная бике, чем так серьёзно озаботилась? Уж не хан ли, каждую минуту готовый пасть к её ногам, занимает её мысли?
Он заговорил, так и не дождавшись внимания, и сам не верил своим ушам: с языка срывались совсем не те слова, которые он собирался ей высказать!
– Бике, родная моя, – начал Мангук-хан, – похоже, мы оба сошли с ума! Неужели любовь, посланная нам Тангрэ, сделала нас такими?.. Если бы ты знала, как я люблю тебя! Тангрэ ещё детьми предназначил нас друг другу. Так не надо стесняться, ничего не бойся, прекрасная моя бике! Пусть видят все, пусть знают, что хан унуков потерял голову. Давай же поскачем с тобой в душистые наши степи, жалеть об этом не будешь никогда!
В глазах бике застыла боль. «Как она страдает», –
А между тем сквозь ветви тальника за ними и в самом деле наблюдали сотни глаз, в том числе и злая старуха, одетая во всё чёрное.
Конбаш-атакай, видевший всё из-за ручья, сказал своему охраннику:
– Старуха, думаю, пошлёт к Бахрам-беку гонца. Поезжай вперёд и перехвати его. Не отдаст письмо по-хорошему, бейся с ним. Гонец не должен попасть к Бахрам-беку! Давай, давай, живей поворачивайся!
– Я не дам ему уйти! – сказал охранник, садясь на коня.
– Будь осторожен, её гонец, скорее всего, – тоже не промах.
– А вы где будете, атакай?
– Я тоже поеду навстречу Бахрам-беку. Остальное – моё дело. А ты скачи, не задерживайся!
Когда телохранитель исчез из виду, Конбаш-атакай направился к жилищу старого Даяна.
Даян-атакай не одобрял решения выдать девушек за белых тюрков, однако противоречить гордой бике не смел, ведь она – дочь Сармат-хана. Между тем, мысль об объединении с унуками Сармат-хану подсказал он, Даян-атакай. Он же предложил поженить ханских детей. Затея не удалась – судьба по-своему распорядилась жизнью молодых людей.
Тихонько вошедшего Конбаш-атакая Даян-атакай встретил с улыбкой. Оба они исповедовали одну веру. Кроме того, Конбаш в каком-то смысле был его учеником, ведь это он, Даян, посоветовал Шимбай-хану взять Конбаша к себе в советники. Старики всю предыдущую ночь провели вместе, вспоминая былые времена. И сейчас Конбаш-атакая приятно удивило, что старик Даян разделяет его отношение к связи между Мангук-ханом и Сафурой-бике. Решено было не мешать им. Сам Даян-атакай был не в состоянии ездить верхом, поэтому поддержал решение Конбаш-атакая отправиться к Бахрам-беку. Он предупредил друга, что ему следует опасаться старой ведьмы, а так же перса Шахрая. Этот огнепоклонник – духовный атакай Бахрам-бека. Даян-атакай объяснил Конбашу, что шахиншах Ирана собирается подчинить себе могучее племя сарматов, для того и прислал к ним сына. Его цель – двинуться на Рим. Вот почему Бахрам-бек никогда не откажется от жены, что бы между ними ни случилось. Он сделает всё, чтобы удержать её. План у них с отцом такой: шахиншах Едигер пойдёт на Рим, а сын его Бахрам-бек в то же самое время должен будет напасть на Византию. Даян понимал, что из-за немощи своей он не в силах изменить что-либо, и потому махнул было на всё рукой. Атакай унуков пришёл очень кстати, и настроение старика поднялось. Он высказал другу всё, что его мучило, и поделился главной своей мечтой: надо непременно объединить унуков с сарматами, а потом вместе решить, стоит ли им помогать шахиншаху. Он велел Конбаш-атакаю поторопиться с поездкой к Бахрам-беку и постараться задержать его, потому что Мангук-хан с Сафурой-бике могут не успеть вернуться.
III
Надо отдать ему должное, Бахрам-бек был храбрым воином. При Сармат-хане он не раз успешно воевал с готами и аланами. Это укрепило доверие Сармат-хана к сыну шахиншаха. Из военных походов Бахрам-бек никогда не возвращался с пустыми руками. С королём Германарихом, охранявшим римские пределы, он не раз встречался в бою лицом к лицу. Подарки, которые привозил Бахрам-бек, Сафура-бике принимала с удовольствием.
Супруги нередко уединялись в степи, пропадали там неделю, кормясь рыбой, выловленной в озёрах, и охотой на дичь. Потом Бахрам-бек обычно уходил в очередной поход. Сафура-бике знала, что он устраивал набеги на слабые племена и грабил их, но делала вид, что ни о чём не догадывается.