Атлантида. Часть 2: Радуга
Шрифт:
Сделав из двух ведер две свежие грядки, мы отправились за новой порцией к кучам, куда островитяне сваливали еще не начавшую гнить миналию.
– Раньше такого ведь не было, да?
– спросил я, озадаченно осматривая огромные кучи, которые нам принесли со всего Огузка. К счастью, свежая миналия была не так опасна, так что люди сами могли собрать ее и принести к зеленым, которых и на греблю-то едва хватало.
– Только один раз, лет десять назад, но и тогда, кажется, ее расплодилось меньше, - сказал Карпуша.
– Она росла на нашем берегу и кое-где на Остове, стражники привозили нам ее раз в день, и дальше она никогда не шла. С какого тунца она вдруг всплыла в каждой луже - ума не приложу!
– С того, что черные побывали на острове, - предположил я.
– Ты думаешь, они рассеяли споры?
– он говорил недоверчиво, но наверняка уже не раз сам об этом думал.
– А какое может быть другое объяснение?
– я пожал плечами.
– Когда поняли, что не возьмут Огузок, они воспользовались тем, что все наши были на берегу, и, например, взорвали мешки со спорами, а ураган раскидал их по всем водоемам. Это похоже на черных.
– Даже если и так. Уже около десятка отравившихся среди наших, все пленные стражники померли... если так пойдет дальше, от населения Огузка останется в лучшем случае седьмая часть!
– прогремел Карпуша.
– Короче, поднимай на ноги свою Яшму! Завтра на суде я отдам свой голос за нее, если она будет работать у зеленых.
– Какая щедрость!
– я не выдержал и скривился.
– Когда я поднял вопрос о суде, ты кричал о том, что ее нужно повесить, чуть ли не громче, чем Солнце!
– Все меняется, - невозмутимо сказал Карпуша, взмахивая граблями.
– Я ненавижу предателей, но сейчас это не имеет значения: речь идет о выживании сотен людей. С этой водорослью надо покончить!
– Думаю, Яшма согласится нам помогать, - сказал я, подумав.
– Но она еще не оправилась. Из-за яда, который оранжевые всыпали ей в рану на груди, она едва шевелит правой рукой.
– Яд святош убивает взрослого кита, а это полосатое чудовище еще живо! Ничего с ее рукой не сделается. Как только сможет держать грабли, приводи ее сюда. Я все сказал.
Больше Карпуша со мной не говорил, да и некогда было: каждые десять минут оранжевые привозили целые тачки миналии, собранной с грядок. Проклятая водоросль из одной крошечной частицы за несколько часов вырастала в трехметровую нить! Приносили ее быстрее, чем мы успевали отнести, перемешать и размазать то, что уже было. Собирать перегной мы тоже не успевали: в лучшем случае в оборот попадало три четверти, остальное валялось на территории зеленых вместо почвы.
Сражение, казалось, было уже давно. Прошло не больше суток с тех пор, как черные уплыли обратно на Остов, и тогда это началось. В прудах с водорослями и рыбой появились ростки миналии. Началась новая борьба.
С каждым днем миналия захватывала все новые участки. Несмотря на то, что зеленые гребли без устали, Огузок обрастал ей на глазах. Все надеялись, что водоросль скоро сбавит обороты, что ее соберут и она прекратит портить наш урожай. Но сегодня был уже шестой день... Становилось ясно, что это дерьмо не может просто взять и внезапно закончиться.
Когда солнце стало садиться, все зеленые сложили грабли у одной из стен и отправились по домам. В отличие от зеленых, я жил с другой стаей и мне нужно было сначала идти к Банным Гротам, чтобы смыть с себя яд, а только потом уже домой. Но в этот раз я почувствовал, что не могу шагать так далеко. Усталость, накопившаяся за эти дни, словно цепью приковала меня к этой части острова. Все, что я сделал, это нырнул в море и поплыл вдоль берега к желтым, надеясь, что соленая вода смоет хоть что-то.
Выбравшись из воды, я поспешил к дому Вадика, где все еще жила Яшма. Мы условились, что на суд пойдем вместе, так что ночевать я решил тоже у желтых.
Я был почти уверен, что Погодник завтра проголосует за невиновность Яшмы. Василий - это само собой, она же ему вроде внучки! Луна... с ним я пытался говорить, но он не выдал своей позиции. Однако, он верит сыну, и если Погодник оправдает ее, то и Луна тоже. Получается, четыре голоса против Солнца, и неизвестен только голос Буревестника. Это почти полная победа!
Я пытался подбодрить Яшму, успокоить ее, однако она не поддавалась.
За те дни, что она провела у желтых, она поняла, каким прекрасным местом стал на Огузок. И хотя она еще не была в Гротах, не знала о шахтах, о металле, и не видела чудесные разрисованные дома фиолетовых, она всей душой мечтала о той жизни, какая ей откроется на свободном острове.
Но чем быстрее она выздоравливала, тем ближе был суд, который мог бы лишить ее всего. Ее могли отправить обратно к черным, могли приговорить к смерти, или, кто знает, какую еще участь для нее может потребовать жаждущий мести Солнце.
Молчаливая, Яшма почти не слушала меня, не позволяла до себя дотрагиваться. К ночи и вовсе выгнала меня из дома Вадика, так что мы не встретились даже утром: они уши на суд без меня.
Когда я пришел на главную площадь, находившуюся вокруг шатра совета, там уже столпились жители со всего Огузка. Суд должен был быть публичным, потому сюда пришли все неравнодушные. Разумеется, площадь была заполнена оранжевыми и желтыми, но также я заметил среди них несколько голубых, синих и даже фиолетовых.
Многие на Огузке слышали историю Яшмы, и всем им хотелось посмотреть, чем же она кончится.
Из всех предводителей последним пришел Погодник. Я не виделся с ним с самого дня сражения, и теперь с досадой отметил, что выглядел он скверно. Он шагал, тяжело опираясь на свой посох, третий глаз закрывал кривой тюрбан. То ли оранжевые не слишком старались его вылечить, то ли шторм и вправду выпил из него все силы.
Когда все предводители, наконец, собрались, из шатра на площадь вынесли стол, так чтобы они могли сесть в ряд напротив толпы. Яшму посадили между людьми и судьями, лицом к последним.