Авантюристы его величества
Шрифт:
– Думаю, Герда приедет, она любит меня.
– Очень хорошо. Теперь о моих условиях. Вы даете мне письменное подтверждение того, что с такой-то по такую-то дату выполняли тайную работу по установке минных аппаратов на неизвестных миноносцах с японской командой. Впоследствии вы будете выполнять некоторые мои поручения за весьма приличное вознаграждение.
– Вы этой бумагой свяжете меня по рукам и ногам, а ваши поручения попахивают шпионажем и изменой родине.
– Перестаньте валять дурака, Дитрих, вы уже изменили родине, когда согласились на эту работу, и завязли по уши. Бумага же от вас мне нужна как гарантия того, что вы по молодости не начнете делать глупости. Впрочем, вы можете не согласиться, но тогда я не смогу гарантировать сохранение ваших похождений в тайне. Увы. Пусть вами занимается полиция, Акаси я тоже не стану препятствовать в вашем поиске, и тогда молите бога, чтобы первой вас разыскала полиция. Ну, я жду вашего решения.
– Согласен, - выдохнул из себя молодой инженер.
– Вот и славно, - широко улыбнувшись, сказал Рачевский.
– Поверьте, много людей сотрудничает с нами, и я вас уверяю, еще никто об этом не пожалел. А теперь, пойдемте в вагон-ресторан и перекусим. Я угощаю. Надо же отметить ваш день рождения.
– У меня уже был день рождения в этом году.
– Ну, ну, всего несколько часов назад вы родились заново и в рубашке, а я, так сказать, принимал роды при помощи своей трости.
– Что значит «в рубашке»?
– Это русская поговорка, означает, что вы счастливчик.
– Да уж, счастливчик.
– А что, вы фактически вышли сухим из воды в сложившихся обстоятельствах. У вас есть деньги и серьезный, о, я вас уверяю без излишней похвальбы, весьма серьезный покровитель в моем лице. Впереди у вас свадьба и счастливая семейная жизнь. Все, что с вами произошло, через какое-то время будет казаться вам не более чем неприятным сновидением.
– Хорошо, - сказал Дитрих и впервые за весь день улыбнулся.
– Пойдемте, я признаться, очень голоден.
Инспектор криминальной полиции Нильсен зашел в кабачок поблизости от того причала, где стояло судно «Плавучий маяк семнадцать», с тем, чтобы задать бармену пару вопросов о деле, которое вел.
Бармен, он же хозяин заведения, толком ничего не смог прояснить, и Нильсен, намотавшись за день, присел в угол с кружкой пива.
– Добрый вечер, господин Нильсен, разрешите перекинуться с вами парой слов?
– обратился подошедший к столику слишком прилично одетый для местной публики мужчина.
– Кто вы?
– Меня зовут Арнолд, я интересуюсь делом Ларсена.
– Вы хроникер из какой-нибудь газетенки?
– устало спросил Нильсен, но, окинув незнакомца опытным взглядом, добавил, - хотя непохоже.
– Вы правы, я не журналист.
– Тогда, господин Арнолд, почему вас так интересует судьба смотрителя маяка, он ваш родственник, знакомый?
– спрашивал инспектор Нильсен у этого странного иностранца. Инспектор был человеком опытным и обычно сходу определял национальность собеседника, по внешнему виду, акценту, какому-то определенному выражению глаз. Он приобрел эту способность, много лет работая в самом криминальном портовом районе Копенгагена, где свидетелями, преступниками и потерпевшими становились самые разнообразные личности со всего света. В данном случае Нильсен находился в некотором замешательстве. Перед ним сидел мужчина возрастом лет около сорока или чуть за сорок, приятной наружности, хорошо одетый, во внешности его было что-то семитское, вьющиеся темные волосы, острый подбородок, характерно крючковатый, хотя и небольшой нос, но серо-голубые славянские глаза никак не вязались с образом еврея. Говорил он мягким баритоном по-французски с каким-то акцентом, но каким? Может быть, бельгийским?
– Я веду некоторые дела семьи де Рикс, к которой с момента своего замужества имеет самое прямое отношение дочь несчастного господина Ларсена.
– У вас есть соответствующие документы?
– Да, конечно, - сказал Арнолд, однако никаких документов не достал.
– Что же вы хотите?
– Информацию о ходе расследования.
– Как представитель закона, я обязан хранить тайну следствия.
– Поэтому я и не пришел к вам в кабинет, а сидим мы в этом портовом кабачке, и встреча наша, как вы понимаете, совсем не случайна. Вы пришли сюда за информацией, я тоже. Я уже довольно много знаю об этом деле и скорее хочу найти подтверждение раздобытой мною информации, чем узнать что-то новое. Я готов заплатить за ваше содействие.
– Вы пытаетесь меня подкупить?
– Какая мне выгода вас подкупать? Я лицо наемное, и с этого дела лично ничего не имею, кроме своего жалованья. Я просто удовлетворяю желание своего работодателя, а именно дочери покойного. Кроме того, я, в свою очередь, готов поделиться некоторыми результатами собственного расследования. Это будет весьма кстати для вас, поскольку, следствие, насколько я понимаю, буксует.
– Каким образом вы могли добыть эту информацию?
– Скажем так, у семьи де Рикс широкие финансовые возможности, и в данном случае они не скупятся. Например, мне известно, что третьего дня примерно в девять вечера тело несчастного смотрителя упало с маяка на палубу и при падении практически разделилось на две части в районе поясницы.
– Ну и что? Это мне, конечно, тоже известно.
– Не сомневаюсь. Ларсен, видимо, полез наверх, чтобы осмотреть или протереть внешнее стекло маячного прожектора, но наверху всегда ветер, и довольно холодно, смотритель был одет в толстый свитер.
– Еще на нем была телогрейка из овчины.
– Вот видите, при такой экипировке тело в результате падения подобных повреждений получить не может.
– Почему не может? Это плавучий маяк, там полно металлических конструкций и деталей. Он упал с довольно большой высоты. Впрочем, мы ждем результатов экспертизы.
– А если это убийство, вы представляете себе оружие, которым могла быть нанесена такая рана?
– А вы представляете?
– Да, я представляю.
– И чем же могла быть нанесена такая рана?
– Мы договорились?
– Хорошо, договорились.
– Рана была одна?
– Да, если его ударили, то ударили один раз, удивительно, знаете, как режут головку сыра струной. Позвоночник тоже практически перерублен.
– Что еще вы накопали?
– Теперь ваша очередь.
– Хорошо, такой удар можно нанести только катаной.
– Что это?
– Японский самурайский меч.
– Японский? Причем здесь японцы?
– Вот и я этого не могу понять. Но заметьте, европеец, скорее всего, взял бы малозаметный нож или револьвер. Ведь маяк пришел в Копенгаген поздно вечером и встал в отдалении от ближайших жилых домов, к тому же в ту ночь штормило, и удары волн легко заглушили бы выстрел.
– А он большой, этот меч?
– Я бы не сказал.
– Тем не менее, мне кажется крайне неудобным таскаться с таким оружием.