Авантюристы его величества
Шрифт:
– Кто, Шиба?
– Нет же, истукан этот. Хотите посмотреть? Пока я у вас прибираю, взгляните одним глазком. Там дверь не закрыта. Только не сверните чего-нибудь, темновато там. Господин японец не разрешает открывать шторы.
– Хорошо, конечно, спасибо, милая Марта.
Перье зашел в номер три, такой же аскетичный, как и его собственный. В комнате царил идеальный порядок. В восточном углу из полумрака несколько жутковато вырисовывался полный доспех японского воина, увенчанный шлемом с маской. Непостижимым образом он совершенно прямо сидел на чем-то, напоминающем сундук.
– Привет, - прошептал Жан-Франсуа и помахал доспеху.
Однако француза мало интересовала эта экзотика, ой подошел к бюро и открыл верхний ящик. Тут же краем глаза Перье заметил какое-то движение за спиной. Он резко обернулся, одновременно выхватывая из-за пояса револьвер. С ужасом Перье увидел, что доспех встал, вытащил меч и был готов нанести удар. Жан-Франсуа выстрелил, но меч все же обрушился на него.
– Ну вот, Лартинг, должен констатировать, что вы были правы. Поэтому я счел необходимым пригласить вас на место преступления. Может быть, вы встречали убитых ранее?
– бесстрастным голосом видавшего виды полицейского сказал инспектор Нильсен.
– Нет, конечно. Страсти какие, - Лартинг, казалось, с неподдельным ужасом смотрел на два трупа, лежавшие посреди комнаты пансиона «Бетхель». Один, с изуродованным ударом меча черепом, смотрел единственным уцелевшим глазом вверх. На его трупе ничком лежал средневековый японский воин, под ними образовалась небольшая лужица крови.
В углу всхлипывала Марта Андерсен.
– Я что, я только разрешила мсье Перье немножко посмотреть на железы и шлем, на истукана этого. Я не знала, что он оживет.
– Выведите ее, - поморщившись, сказал Нильсен полицейскому в форме.
– Знакомьтесь, Арнолд, это господин Аггер, наш внештатный эксперт по холодному оружию, профессор университета, между прочим. Мы нашли тут массу железа для убийства. Господин Аггер, ко всему, специалист по средневековью Востока, так что обещал поведать нам много интересного. Не правда ли, господин Аггер?
– Совершенно верно, пройдемте к столу, - пятидесятилетний мужчина небольшого роста с легкой залысиной и небольшим брюшком, с неподдельным интересом готовился к своему рассказу.
– Мы действительно нашли массу интересных образцов холодного оружия японских самураев, - по виду Аггер был просто счастлив, оглядывая этот страшный набор орудий убийства, разложенных на столе.
Тем временем трупы вынесли.
– Итак, господа. Все это оружие принадлежит одному клану эпохи Эдо. Обратите внимание, все клинки инкрустированы одинаково. Это вот-так называемый бондзи, такой стилизованный иероглиф, он присутствует на всех клинках.
– Что же он означает?
– заинтересованно спросил Лартинг.
– Это символ милосердия. Лартинг рассмеялся.
– Согласитесь, господа, у самураев довольно своеобразное понятие о милосердии.
– Вы не понимаете, самурай - это машина для убийства, - несколько обиженно сказал Аггер.
– Убить врага одним ударом, чтобы смерть произошла мгновенно, без мучений, это есть милосердие самурая, проявление уважения к врагу. Я, с вашего позволения, продолжу. Это самый большой меч-катана, основное оружие воина. Длина его строго регламентирована и составляет 60,6 сантиметра или два саку. В этом тоже есть проявление уважения к противнику, твой меч всегда той же длины, а значит, вы в равных условиях. Рядом лежит вакудзаси, это вспомогательный меч. А вот это вот очень интересный экземпляр сэоидати, то есть меча, носимого за спиной. Это кинжалы какуси, в переводе, - оружие, скрытое в одежде.
– Да-с, арсенал, однако его остановила всего одна револьверная пуля. Не правда ли, господа?
– задумчиво произнес Арнолд, - Скажите, господин Аггер, а что обозначают другие иероглифы на мечах?
– Здесь написано «Да здравствует император». Японцы боготворят своего микадо.
– Это мы заметили. Ради своего микадо они готовы расчленять людей десятками, - в сердцах бросил Нильсен.
– Спасибо, Аггер. Пойдемте, Арнолд, нам здесь больше делать нечего.
Они выщли на улицу и с удовольствием глотнули свежего морского воздуха.
– Ну что, Арнолд, убийца шкипера нашелся. Вы удовлетворены?
– Вполне. Мне есть что доложить своему работодателю. Завтра получите премиальные.
– Это хорошо, одного не могу понять, и это меня терзает, я опять не вижу мотива преступления.
– Кто знает. Боюсь, что покойники унесли эту тайну в могилу.
– Может, и так. Это даже хорошо, у меня и без того дел хватает. Может, зайдем, пропустим по кружечке?
– А что, вполне дельная мысль. Парочка не спеша двинулась к ближайшему заведению.
– А, может, женщина?
– не унимался Нильсен.
– «Шерше ля фам», не смешите, повздорили из-за прелестей деревенской коровы Марты Андерсен? Думаю, больше общих знакомых женского пола у них не было. А с Соренсеном они что не поделили?
– Это несчастный случай.
– Ха, вам так просто удобней, впрочем, и мне уже все понятно. Так что не будем забивать себе голову и просто выпьем.
– Ладно, - согласился инспектор и открыл дверь, ведущую в кабачок.
Лартинг и Барле сидели в гостиничном номере Лартинга.
– Жалко мальчишку, - с грустью сказал Барле и приложился к бокалу коньяка.
– Жалко, - согласился Лартинг и тоже выпил.
Они помолчали некоторое время.
– У него кто-нибудь был?
– спросил Лартинг.
– Да, мать, живет в Париже. Он очень был привязан к ней. Не знаю, как и сообщить.
Он любил риск, а смерть - это обратная сторона риска.
– Вы правы, он знал, на что шел, это несколько утешает.
– Да, мы выбрали это сами и тоже можем оказаться на его месте.
– Не накликайте, Серж. А матери надо помочь.
Лартинг вытащил из комода саквояж, достал из него приличную пачку купюр и отдал Барле.
– Спасибо, я передам, ребята ее не оставят, Анри так и вообще у нее как второй сын.
– Ладно. Покончим с этим. Что с вашим подопечным?
– перевел тему разговора Лартинг.
– Ничего, бездельник какой-то, праздно шатается, захаживает в рестораны, изрядно выпивает, встречается только с дамами весьма легкого поведения. Ведет себя как-то нарочито развязно. Денег у него какая-то бездонная бочка.