Авантюристы
Шрифт:
Немец хмыкнул и развел руками:
— Мы не успеть подготовиться. Все получаться так внезапно! И потом этот жуткий штормовой ночь…
— Да уж. Это Вы верно сказали. Как-то так выходит, что куда ни кинь — мы все время не готовы! И только негодяй Трещинский всегда подготовлен лучше нашего! Он-то, поди, сейчас уже в Стамбуле — вынюхивает, как бы побыстрее добраться до реликвий!
Заубер пожал плечами и промолчал.
— Ладно, пустое. Вы лучше скажите, Иоганн Карлович, что дальше-то делать станем? Если эти головорезы нас поймают, абгемахт всем выйдет! Либо сразу чик по горлышку, либо, в лучшем случае, в рабство продадут. Я этих антихристов знаю. На Кавказе навидался, — Сергей тяжело дышал от бега.
— Они не повериль мальчонка. Это есть хорошо, — улыбнулся Заубер.
— А овцы-то разбежамшись! — вставил Терентий. — Как начнут их излавливать да по округе шарить, на нас и наткнутся. Тогда уж точно подумают, что у них тут шайтаны завелись.
— Нас не будут убивайт, — рассудительно сказал Иоганн Карлович. — Турки не есть варвары. Они понять, что мы не шайтан. Они подумать, что мы иностранный шпион и, вероятно, будут отводить нас к свой начальство.
— Все одно тогда нам не выбраться! Прощайте стамбульские схроны!
Помолчали. Терентий приглядывал за дорогой.
— Нам надо сделать маскировка. Притвориться турок! — озарился Заубер.
— Как? В наших-то нарядах? — хмыкнул Сергей. — Да мы и болтать по-ихнему не можем.
— Говорить за себя, Серьожа! Я немного знать персидский, совсем немного арабский, но зато я бывать в Истанбул раньше и иметь возможность понимать их язык. Как это говорить в России… — «чуть-чуть».
— Но… Вы ни словом не обмолвились об этом! — удивился Нарышкин. — Поистине, сюрприз за сюрпризом.
— У меня быть мало время, но кое-что я могу сказать и по-турецки. А еще я знать стихи…
— Причем здесь стихи?
— Стихи из Коран! — пояснил Иоганн Карлович.
— А… Ну тогда другое дело… Хотя нет, все равно зарежут, — жизнерадостно хмыкнул Сергей и окликнул дядьку:
— Что там, Терентий?
— Тихо покамест! — отозвался старый моряк.
— Я все обдумать. Мы должны переодеться в дервиш, — заговорил Заубер, протирая penz nez.
— В кого?
— В дервиш. Это что-то вроде ваш юродивый. Ходить, говорить «каля-маля», иногда полный чушь, околесица. Простой народ дервиш очень уважать и давать им милостыня.
— Ну, знаешь, Иоганн, наши юродивые не так просты, если хочешь знать. Тебе со своим холодным, немецким разумом не понять…
— Простите, Серьожа, я не хотеть Вас обижать! Заубер вздохнул и принялся обстоятельно рассказывать:
— Дервиш — это такой секта. Общество людей, которые распространять тайный учений пророк Мухаммед. Это, если можно так говорить, религий в религии.
Есть несколько орден: Кадири. Он иметь отшень большой влияний и терпимость. Рифаи. Эти дервиш доводить себя до состояний транс и могут ходить по раскаленный огонь… уголь. Могут глотать змея и протыкать себя холодный оружие. Калантари. Бродить босиком, как нищий. Мавляви. Эти люди могут приходить в состояние экстаз, когда они делают танец под музыку свирель и бубен.
— Тьфу ты, нехристь окаянная! — перекрестившись, выругался дядька.
— Есть еще орден, который называть «Бекташи». Его правила разрешать употреблять вино и принимать женщин, которые не носить чадра…
— Это нам подойдет! — обрадовался Нарышкин. — Вот видите, Иоганн Карлович! А Вы мне «каля-маля»! Есть, стало быть, и у турок приличные люди, коли им можно винцом баловаться да женщин принимать.
Золотая ты голова Иоганн, все-то ты знаешь! Вот только одежонку нам откуда взять?
— А вот в этот мавзолей. — Заубер кивнул на груду тряпья. — Там быть какие-то вещи! Это бедный народ на хранение оставлять. Чтобы святой защищал. Это есть такой обычай.
— Ах вот оно что! Придется взять грех на душу.
С некоторой брезгливостью покопавшись в узлах, Нарышкин и Заубер преобразились. Обрядившись в живописные лохмотья, они и впрямь стали выглядеть как пара нищебродов. Правда, Нарышкин смахивал на турка весьма отдаленно.
— Голова надо брить, — скептически глядя на него, посоветовал Иоганн Карлович.
— Еще чего! — зыркнул Гроза морей. — Сойдет и так.
Его вихры с трудом поместились под феской. Светлую седеющую голову Заубера пришлось прикрыть вонючей бараньей шапкой.
— Какой запах! Пфуй! — жаловался немец.
— Да, амбре еще то! Зато, может статься, живы будем, — утешал его Сергей. — Надо бы нам свою одежонку припрятать. И потом… — он запнулся. — Катерине что-нибудь поприличней хорошо бы найти. Негоже ей все время в нищенках ходить.
— Это есть правильно! — согласился Заубер, вглядываясь в кучу белья на полу. — Здесь имеются женский вещь.
Компаньоны связали в узел свою одежду, прихватили тряпки для остальных и поспешили к морю.
— Ах ты ж, Боже ж мой, — снова запричитал Брейман, когда ему рассказали, какому черту на кулички занес их черноморский ветер. — Вы, видно, решили, что у Мони сильно розовые щечки и надо сделать ему лицо страданий! И зачем я не сидел себе дома? Иди, знай! Шил бы сейчас спинжаки, как папаша, и горя не нюхал! Говорила мама за то, чтоб иметь свой кусок хлеба и не забивать себе голову всяких глупостей! — тараторил одесский еврейчик, дрожащими руками поспешно надевая халат и тревожно озираясь по сторонам.
Обломки воздушного корабля — развалившуюся корзину, стропы и огромный мокрый ворох — все, что осталось от оболочки, — спрятали в расщелину у прибрежной скалы.
Хотели завалить припрятанное камнями, но сил у путешественников уже не было. Они повалились на прибрежную гальку и забылись сном…
В саду пели птицы. Пряные ароматы южных растений щекотали ноздри. В беседке, увитой плюющем, на ковре с причудливыми персидскими узорами возлежала женщина. Яркие шелка одеяния свободно охватывали стан дочери востока.