Август 1956 год. Кризис в Северной Корее
Шрифт:
Декабрьский (1957) пленум официально отменил недолговечные сентябрьские решения. С этого момента чистки, направленные против действительных или потенциальных сторонников оппозиции получили официальное одобрение и безусловную поддержку высших властей. Ким Чхан-ман убеждал в своей речи на пленуме: «Это было проявление великодержавного шовинизма со стороны большой нации к малой. У нас были и есть люди, продолжал Ким Чан Ман, — любители прилета самолетов, имея в виду приезд товарищей Микояна и Пын Дэ-хуая в сентябре прошлого года. Мы этих людей знаем, пусть они выступят здесь на пленуме. Они не ориентируются на свою партию, а слепо верят другим. Напрасно они ждут прилета самолетов, больше их не будет» [333] . Фразу Ким Чхан-мана про самолеты — действительно хлесткую — запомнили многие участники. Такой подход полностью противоречил прежней доктрине, которая уделяла особое внимание интернационализму и подчеркивала особую роль «братских стран». Эта речь также свидетельствовала о грядущих переменах в политике Северной Кореи. Замечание Ким Чхан-мана было умелым риторическим приемом, хотя в нем могла содержаться и фактическая неточность, ведь, как мы помним, В. В. Ковыженко сообщил, что Микоян и Пэн Дэ-хуай в сентябре 1956 г. приехали в северокорейскую столицу на поезде. Тем не менее Ким Чхан-ман оказался прав относительно «самолетов» с закордонными визитерами. Времена менялись, и Ким Ир Сен быстро становился неоспоримым хозяином ситуации в Северной Корее.
333
Запись беседы Б. К. Пименова (первый секретарь посольства) с Пак Киль Еном (зав. 1-м отделом МИД КНДР). 8 декабря 1957 г.
Декабрьский пленум стал сигналом к новой волне репрессий. Одновременно произошло дальнейшее усиление контроля государства над обществом. В конце 1950-х гг. уже упоминавшееся массовое перемещение «ненадежных элементов» достигло своего пика. Десятки тысяч людей, главное или даже единственное преступление которых состояло в том, что их дед был землевладельцем, или в том, что у них имелись близкие родственники на Юге, в насильственном порядке переселялись из городов в сельскую местность. Вдобавок репрессии пошли вглубь, затрагивая уж не только пхеньянскую верхушку, но и более глубокие слои корейского общества: жертвами репрессий становилось все большее количество низовых кадровых работников и рядовых членов партии, а также совершенно аполитичных беспартийных.
После декабрьского пленума значительно изменилось и описание «августовского инцидента» в официальной прессе. Заговорщики изображались теперь не только как раскольники, но и как предатели, планировавшие вооруженный мятеж и силовой захват власти. 11 апреля 1958 г. Ким Ён-чжу, младший брат Ким Ир Сена, который к тому времени уже был высокопоставленным работником в аппарате ЦК ТПК, рассказывал советскому дипломату о том, какие новые обвинения были выдвинуты в адрес заговорщиков. Теперь полагалось считать, что оппозиционеры тайно готовили в КНДР восстание и вообще собирались «спровоцировать в КНДР события наподобие венгерских». В то же время брат Вождя счел необходимым специально подчеркнуть, что «шпионами» и «лисынмановскими агентами» августовских фракционеров на тот момент считать все-таки не полагалось. Быть может, Ким Ир Сен опасался, что подобные обвинения в шпионаже вызовут сильное неудовольствие у СССР и Китая, чьи тесные связи с оппозицией были столь очевидны? Здесь имеет смысл привести пространную цитату из инвектив Ким Ён-чжу:
«В отличие от других фракционеров в ТПК группа Цой Чан Ика являлась ревизионистской и преследовала цели: после захвата власти прийти к соглашению с Ли Сын Маном на основе объявления Кореи "нейтральным" государством и отрыва КНДР от лагеря социалистических стран. Члены антипартийной группы Цой Чан Ика отрицали необходимость руководящей роли ТПК в государственном и экономическом строительстве, в армии, в развитии науки и техники, отрицали необходимость диктатуры пролетариата и скатились на путь антиправительственного и антигосударственного заговора. Фракционная группировка Цой Чан Ика […] возникла не накануне августовского пленума ЦК в 1956 году, а значительно раньше — еще в 20-х годах, когда в Китае была образована так называемая группа "M-JI", в которой Цой Чан Ик играл главную роль. После освобождения эта группа исподволь продолжала свою раскольническую деятельность, направленную на подрыв единства ТПК. Воспользовавшись сложной международной обстановкой и трудностями в стране, группа Цой Чан Ика накануне августовского Пленума готовилась открыто выступить против ЦК в целях смены руководства и захвата "гегемонии" в партии. В то время мы еще не знали всех их заговорщицких планов, включавших вооруженное выступление и террористические акты против руководителей партии и правительства. ЦК отложил пленум на месяц и стремился выяснить претензии фракционеров и найти путь сохранения единства ЦК, надеясь на их перевоспитание. Однако, как показал августовский пленум ЦК в 1956 году, группировка Цой Чан Ика преследовала далеко идущие цели спровоцирования событий в КНДР наподобие венгерских. Мы считаем, […] решения августовского пленума ЦК, положившие начало разоблачению предательских планов антипартийной фракционной группы Цой Чан Ика, историческими в борьбе за укрепление единства и сплоченности рядов партии. В настоящее время, продолжал Ким, фракционеры во главе с Цой Чан Иком, замышлявшие планы контрреволюционного заговора, арестованы и ведется следствие. Из показаний этих предателей видно, до какой низости они докатились, готовя такие же кровавые события в КНДР, какие произошли в Венгрии в конце 1956 года. Каждый день в ходе следствия приносит новые данные о замышлявшемся предательстве и, хотя пока не обнаружено прямых данных о связях фракционной группы Цой Чан Ика с американской и лисынмановской агентурой, однако южнокорейские правящие круги явно рассчитывали на осуществление планов фракционеров, готовя в феврале-марте 1956 года провокацию в КНДР под видом "восстания населения Северной Кореи против коммунистического режима"» [334] .
334
Запись беседы Б. К. Пименова (первый секретарь посольства) с Ким Ен Дю (зам. заведующего орготделом ЦК ТПК). 11 апреля 1959 г. АВП РФ. Ф. 0102. Оп. 14. Д. 8, папка 75.
Сегодня не представляется возможным выяснить, что стоит за замечанием о мнимых планах «южнокорейских правящих кругов» организовать в КНДР восстание в феврале — марте 1956 г. Это слишком рано для «августовского пленума», так что, вероятно, Ким Ён-чжу намекал на какие-то другие группы, которые следствие на тот момент намеревалось связать с «августовскими фракционерами».
Кстати говоря, большие изменения в карьере Ким Ён-чжу, ранее ничем себя не прославившего, тоже были признаком новых времен. К началу 1959 г. брат Ким Ир Сена уже был заместителем заведущего орготделом ЦК ТПК, то есть вторым человеком в учреждении, которое ведало назначениями на высшие партийные посты (а косвенно — на все руководящие должности в стране). С 1961 г. Ким Ён-чжу стал членом ЦК ТПК, а потом даже некоторое время рассматривался как вероятный преемник Ким Ир Сена в случае преждевременной смерти последнего. Только в начале 1970-х гг., когда старший сын Вождя Ким Чжон Ир достиг того возраста, в котором его уже можно было рассматривать как потенциального преемника, Ким Ён-чжу бесследно исчез с политической арены. Как впоследствии выяснилось, он провел последующие годы в комфортабельной ссылке, и вновь был допущен в политику уже в 1990-х гг., в символическом качестве «ветерана-революционера».
В марте 1958 г. в Пхеньяне была созвана Первая конференция ТПК. В соответствии с Уставом ТПК, который в целом копировал Устав КПСС, партконференция представляла собой нечто вроде «малого съезда партии». Она созывалась в период между съездами в том случае, если возникала необходимость провести обсуждение неотложных партийных и государственных вопросов. Периодичность проведений конференций партийным уставом специально не оговаривалась, так что решение о проведении следующей конференции целиком зависело от ЦК. На практике в социалистических странах партийные конференции являлись достаточно редким явлением, и КНДР не являлась исключением. За все время существования ТПК состоялось только две партийные конференции.
Как правило, решение о созыве конференции свидетельствовало о том, что партия и государство испытывают какие-то проблемы. Не была исключением и первая конференция ТПК. От других схожих мероприятий конференцию отличало слабое освещение ее деятельности в средствах массовой информации. В социалистических странах любое крупное партийное мероприятие всегда сопровождалось шквалом официальных отчетов о «небывалом воодушевлении», якобы охватившем все население страны, и о связанных с этим воодушевлением трудовых подвигах. Практически обязательной была публикация выступлений участников такого собрания — хотя на деле все эти выступления были стандартны и готовились по одному и тому же шаблону. Во время партийных съездов и конференций официальная пресса (в общем-то, тавтология, так как никакой другой прессы попросту не существовало) выпускала специальные номера, включавшие в себя весь этот обширный материал. Такова была установившаяся советская традиция, которой следовали и во время третьего съезда ТПК в 1956 г. Однако первая конференция ТПК освещалась прессой совершенно иначе. После ее открытия на первой странице «Нодон синмун» был помещено лишь краткое официальное сообщение о начале работы конференции и некоторые ее материалы, но три четверти статей номера с конференцией связаны не были! Также не были опубликованы а газете и тексты выступлений делегатов (что нарушало сложившуюся традицию). На страницах «Нодон синмун» появились лишь два основных доклада, с которыми выступили Ли Чон-ок («Ли Ден Ок» в советской массовой печати) и Пак Кым-чхоль.
В официальной повестке дня конференции числилось два вопроса. Во-первых, конференции предстояло утвердить первый пятилетний план. В соответствии с советской традицией долгосрочные планы развития экономики нуждались в формальном одобрении правящей партии. Обычно такое символическое одобрение давалось съездом партии, но и использование конференции в такой роли было вполне допустимым. Доклад по этому вопросу делал Ли Чон-ок, молодой технократ, только что вставший во главе северокорейской экономики (и удерживавший эту позицию вплоть до начала 1980-х гг.). Ли Чон-ок выступил на конференции с очень длинной и довольно скучной речью, полной экономических данных и прогнозов [335] .
335
Текст речи занял несколько полных страниц в номере «Нодон синмун» от 4 марта 1958 г.
Однако главным вопросом была «борьба против фракционеров», и именно кампания по борьбе с оппозицией и была истинной причиной созыва конференции. Конечно же, от делегатов не ждали «обсуждения» сложившейся ситуации — все они были «осведомлены» о преступлениях своих прежних товарищей и начальников и всячески демонстрировали свою преданность Ким Ир Сену, осуждая поверженных лидеров. Именно о деятельности фракционеров шла речь во втором из опубликованных выступлений — в пространном докладе Пак Кым-чхоля. Доклад этот назывался «О дальнейшем укреплении партийного единства и солидарности». Пак Кым-чхоль начал свое выступление с тогда еще обязательного упоминания «нерушимого единства великого социалистического лагеря, руководимого Советским Союзом», а также произнес ритуальный панегирик мудрости Ким Ир Сена, возглавляющего «главные силы корейских коммунистов». Затем Пак Кым-чхоль перешел к основной теме — преступлениям злобных фракционеров. В начале своего доклада он кратко изложил историю антипартийных группировок в ТПК. Сначала он упомянул о «шпионах американского империализма» Пак Хон-ёне и Ли Сын-ёпе, потом — о Хо Ка-и и Пак Ир-у, которые были «фракционерами и сторонниками теории индивидуального героизма» (кор. кэин ёнъунъчжуыйчжа), и, наконец, перешел к Чхве Чхан-ику, Пак Чхан-оку и их сторонникам.
Следуя новыми обвинениями в их адрес, он заявил: «Стало очевидным, что клика Чхве Чхан-ика не только совершала антипартийные раскольнические действия, но, пошла по пути предательства революции». Однако обвинения были весьма расплывчатыми — членам оппозиции вменялся «сговор с врагами», «пропаганда свободы деятельности фракций» и т. д. По словам Пак Кым-чхоля, «воспользовавшись тем, что партия испытывает немалые трудности и во внутренней, и во внешней политике, оппозиционеры дошли до того, что открыто предали партию и революцию, составив антипартийный заговор». Впрочем, некоторые из сделанных Пак Кым-чхолем замечаний проливали свет на требования оппозиции. Пак Кым-чхоль утверждал, что «Чхве Чхан-ик и его сторонники-фракционеры преступали законы народной демократии под прикрытием "прав человека" и "уважения к законам", чтобы освободить контрреволюционные элементы, понесшие заслуженное наказание по приговору народного суда». В этом случае речь явно шла о предпринятой оппозиционерами попытке ограничить размах политических репрессий. В то же время Пак Кым-чхоль не выдвинул против оппозиционеров обвинений в подготовке военного переворота, хотя известно, что их высказывали другие делегаты конференции. Как уже говорилось, речи делегатов в то время не были опубликованы «Нодонсинмун» (даже выступление самого Ким Ир Сена увидело свет гораздо позже). Впрочем, в заявлении об «антипартийном заговоре», который якобы организовали Чхве Чхан-ик, Пак Чхан-ок и их сторонники, можно было увидеть и намек на еще более серьезное обвинение в подготовке вооруженного мятежа.