Авиатор: назад в СССР 11
Шрифт:
И звали этого человека Александр Васильевич Федотов. Среднего роста. Широкие плечи. Взгляд цепкий, а сам он, кажется, излучал не иссякающую энергию. Легенда, одним словом!
Приходилось мне с ним видеться совсем недавно. Можно сказать, мимолётно.
Федотов посмотрел на нас с Купером, медленно встал и подошёл поздороваться.
— Как дела, мужики? — пожал Федотов руку каждому из нас, а заодно и застегнул до конца молнию Зурабу на комбинезоне.
— Всё хорошо, товарищ генерал, — поспешил отрапортоваться Купер.
Действительно, Александр Васильевич был генерал-майор запаса. Но это звание ему присвоили уже на испытательной работе. Из армии он уходил капитаном.
— Не люблю я этого, Купарешвили, — похлопал Федотов Зураба по плечу. — Мне всё рассказали и кое-что я никак понять не могу. Готовы мне объяснить, Сергей Родин, что произошло с самолётом? — пристально посмотрел он на меня.
Глава 3
Федотов слушал меня внимательно. Пару раз задал уточняющие вопросы. Большого рассказа у меня не вышло, поскольку Александр Васильевичу было и так всё ясно — случай очень непростой и требует разбора на фирме МиГ.
И вообще, почему Купер назвал Александра Васильевича генералом? Ему это звание должны были присвоить несколько позже. Хотя, раз и МиГ-29, и МиГ-31 раньше пошли в войска, то и звание было присвоено раньше.
— Поспешили принять самолёт на вооружение, Василич? — спросил у него начальник школы Гурцевич, продолжавший задумчиво смотреть в окно на протяжении всего моего доклада.
— Нет. Любой самолёт нужно дорабатывать в процессе его эксплуатации в строевых частях, — сказал Федотов, сев на стул перед Мухаметовым. — Ребята — молодцы, что машину посадили. Ты мне что скажешь, Рашид Маратыч? — спросил он у зама по лётной части школы.
— Скажу, что пока МиГ-31 вы будете дорабатывать, этот набор закончит учиться. У вас сейчас и так дел много на фирме, — ответил ему Мухаметов, поправив галстук. — Задачу по корабельным истребителям никто не снимал.
— Тренажёр только-только закончили, — ворчливо произнёс Федотов. — Первый взлёт сделали, но трамплин нам нужен с углом в 12°.
В августе прошлого года лётчик-испытатель Фастовец должен был выполнить первый взлёт с трамплина на МиГ-29. Но угол схода был всего 8°, а нужно было почти в два раза больше. Финансирование строительства необходимого трамплина постоянно откладывалось, а потом и вовсе прекратилось. В военном руководстве страны не сильно хотели верить в состоятельность идеи корабельных самолётов с укороченным взлётом.
— Ладно, это решать нужно не здесь, — сказал Гурцевич. — Родин, Купарешвили свободны на сегодня. Давайте домой, отдыхать.
Прекрасно! Надо бы узнать, что действительно с самолётом. Если мне ничего не вменяют, значит, там и правда какие-то разрушения в двигателе.
Купер развернулся и уже открыл дверь, чтобы выйти. Но я решил задать интересующий меня вопрос.
— Я сейчас, Зураб, — и прикрыл дверь.
Гурцевич тут же обратил на это внимание и отвлёкся от рассматривания окрестностей нашей школы в свете ночных фонарей.
— Что такое? — спросил он.
— Мне кажется, мы имеем право знать, что с самолётом. Вы, Александр Васильевич это поняли и уже сделали какие-то выводы, — сказал я и Федотов резко развернулся в мою сторону.
Для всех этот человек был авторитетом. В конструкторском бюро МиГ к нему прислушивались все начиная с генерального конструктора. Да и руководство ВВС могло прислушаться к мнениям знаменитого лётчика-испытателя.
— С чего ты так решил? — прищурившись и слегка улыбнувшись, спросил Федотов.
Надо как-то выйти из этого положения и намекнуть, что дефект топливной системы нужно устранить. Возможно, это в будущем спасёт ему и его штурману жизнь.
— Мы постоянно общаемся с лётчиками разных фирм. Они делятся с нами своим опытом. В том числе и рассказывают о тех ситуациях, когда они попадали в нечто похожее при первых полётах на том или ином самолёте.
— И ты вспомнил один из таких случаев, верно? — спросил Мухаметов.
— С МиГ-31 уже было нечто подобное, когда произошло разрушение лопаток в двигателе, — сказал я. — Сейчас ведь то же самое произошло?
— Всё верно, Серёжа, — ответил Федотов. — Как ты успел заметить, со стороны у самолёта всё в норме. А вот под капотами двигателей картина невесёлая.
Дальше слово взял Мухаметов. Он рассказал, что корпус двигателя был изрешечен осколками лопаток турбины. Где-то они чуть было не пробили стенки топливного бака, но нам с Купером повезло.
А дальше мои соображения по поводу отсутствия течи топлива подтвердились.
— Каким-то чудом осколки миновали трубопроводы на двигателе, где керосин под высоким давлением. Гидросистема и топливная система тоже не пострадали, — сказал Мухаметов, окончательно сняв галстук.
— Если бы хоть один осколок что-то зацепил, было бы совсем печально, Серёжа, — добавил Федотов. — А так, у меня просто заберут Ленинскую премию за МиГ-31, — улыбнулся прославленный лётчик.
— Возможно, разлетевшиеся осколки и не повредили топливные магистрали, но светомузыка ламп выработки топлива из баков началась с первой секунды опасной вибрации, — сказал я и Рашид Маратович, чуть было не рассмеялся.
— Светомузыка ламп? — спросил Мухаметов. — Интересное выражение.
— Это цитата, Рашид Маратыч, — сказал я.
— Вот так придумаешь выражение, а оно потом в массы народные уйдёт, — повернулся к нам Гурцевич.
Федотов почесал залысину и начал собирать бумаги, которые он приносил Мухаметову.
— Надо разбираться, товарищи. Пока предлагаю полёты МиГ-31 приостановить. В войска тоже надо передать эту информацию, — сказал Александр Васильевич. — Думаю, тебе Серёжа, лучше идти домой. Переосмысли всё. Может, ещё какая-то мысль появится.
— Так есть уже, товарищ генерал, — ответил я. — Лампы начали загораться из-за нарастания вибрации двигателя.