Бабушка
Шрифт:
VIII
…Френсис был зол.
Журналиста предупредили: о том, что произошло в замке, – молчок! Предупредили мягко, но он понял: данный вопрос не обсуждается. И намекнули: за послушание щедро воздастся.
«И что это значит? – сердито подумал Френсис. – О чем тогда писать? Зачем меня вообще пригласили и поят два дня?»
Визит к сэру Генри сродни метке: ты – избранный! Теперь до Олимпа – рукой подать! В общем, можно не гоняться за удачей, сбивая колени в кровь…
Вчера журналист был уверен, что ухватил ее за крыло…
Древний
Круг, в который случайно и муха не залетит.
А о том, что произошло потом, он не мог и мечтать: такой репортаж с руками бы оторвали!
И что теперь делать? Информации не хватит даже на заметку о светской жизни, а не то, что на сенсационную статью о коллекции сэра Генри!
«Да-да, только большая, интригующая статья, потому что репортаж мелковат для того, что я видел, – решил журналист. – Можно было бы копнуть об истории экспонатов, о тайном обществе, в котором, по слухам, состоит лорд…»
Но запрет хозяина ломал все! Вдобавок пришлось таскаться за титулованными бездельниками, изображая из себя игрока в гольф! Вчерашний вечер, конечно, из памяти не сотрется… И если компенсация за молчание окажется недостаточной, Френсис использует свои впечатления по полной. Клятвы он не давал, а лишь понимающе кивнул в ответ на намек…
Журналист выругался.
Черт бы побрал идиотские забавы этих аристократов!
Он ненавидел и тяжелую клюшку, и мячи, летевшие мимо лунок, и бескрайнее поле, и слепящее солнце. Но больше всего раздражала вчерашняя компания: все выглядели свежими, словно не было бессонной ночи за коньяком и болтовней, которая завершилась визитом смуглого бразильца.
«Порода, – в который раз завистливо решил Френсис, – я помят и измучен, а этим – хоть бы хны! И где только силы берут?! Может, жрут специальные таблетки, чтобы не клевать носом и выглядеть пристойно?»
Утешившись этой мыслью, он поспешил за спутниками. Ночью сэр Генри невзначай обронил, что сегодня пожалуют «с набережной принца Альберта», и Френсис насторожился: ему было известно, чья штаб-квартира там находится… Но старый лорд не монтировался с разведслужбами.
Он уперся взглядом в спину старика: тот подпрыгивающей походкой бодро двигался вдоль кустов, закинув тяжеленную клюшку на плечо, как ружье.
«Небось, врет, что страдает подагрой, – усомнился журналист, – ишь, как вышагивает, – словно арабский скакун на параде! И самолично такую тяжесть таскает…»
Френсис с наслаждением бы дрых дома, если бы не чутье: что-то разворачивалось вокруг, но он никак не мог сообразить, что именно… Хотя какой прок от происходящего, если о нем нельзя рассказать? Может, не заморачиваться, все решится само собой, не зря же его пригласили?..
«А, правда, – кольнула вдруг мысль, – на кой я им?!»
Френсис не обольщался: чтобы преподнести любую новость, «как положено», навалом светских хроникеров – лорду стоит лишь мигнуть… Значит, профессия не при чем. Но тогда что?!
Избранное общество, куда нет доступа посторонним, вчерашний вечер, от которого бьет озноб, назначенная встреча…
Френсису стало не по себе. Он споткнулся и грохнулся во весь рост. Лежа, скосил глаза: лорд словно спиной почуял его падение… Резко затормозил, оглянулся, кивнул Фраю… Тот, как иноходец, бросился к журналисту. Френсис сделал успокоительный жест и поднялся. Фрай остановился, поджидая его.
Френсис был далеко не дурак: сопоставив последние факты, он понял, насколько странной выглядит эта история…
Ему льстило, что титулованный оболтус Фрай ни с того, ни с сего стал искать с ним сближения. Нравились веселые вечера в баре, завистливые взгляды коллег, болтовня ни о чем, и, наконец, приглашение в замок, о котором газетчики его уровня и думать не смели.
И лишь сейчас вдруг возник вопрос: а почему именно он? Что им от него нужно??
Френсис кожей чувствовал опасность: к этому приучила работа репортером в отделе криминальной хроники, с которой он начинал. Да и детство в рабочем пригороде на опыт не поскупилось… Но отчего так поздно прозвенел тревожный звоночек? Что притупило обычную бдительность?
Амбиции? Возможность стать на одну доску с теми, кого журналист искренне презирал?
А все Фрай, будь он неладен!
Френсис знал: эти люди могут быть щедрыми, но и в жестокости им нет предела! Впрочем, жестокостью их действия вряд ли можно назвать: он для них – просто вещь, которую можно использовать, выбросить и забыть.
Журналист почему-то вспомнил посиневшие трупы, о которых писал, и его передернуло.
«Надо понаблюдать, сделать вид, что хочу уйти, и если задержат, – рвать когти, – решил он. – А если отпустят, – останусь, может, и впрямь выпадет козырный туз…»
…Ксения вздохнула и поставила точку. Глотнула кофе. Блаженно улыбнулась.
Экстаз, – вот как можно было назвать ее состояние! Экстаз творческий, дарящий физическое наслаждение. Ничего подобного она раньше и представить себе не могла!
«И бабы не надо!» – вспомнила Ксения грубоватую фразу знакомого вояки, волочившегося за каждой юбкой, и описывающего кайф от своей первой рыбалки. Теперь она его понимала.
Ксения создавала свой мир и заселяла его людьми. Они делали все, что она велела. Они чувствовали так, как она хотела. И это было потрясающе!
«Какая уж тут зависимость от слов, – хмыкнула Ксения, вспомнив дурацкую статью о графомании, и включила воду. – Графомания – это опьянение властью! Властью над персонажами, над обстоятельствами, над читателями… А если никто не читает, графоман превращается в мизантропа, вечно ноющего о тупости читательского сословия, и обливающего грязью своих более удачливых собратьев. Упаси меня, Бог, превратиться в такого!»
Вода обволакивала тело скользящим коконом…
«Ты главное уясни, – разоткровенничался как-то с Ксенией новоявленный литературный классик, пытавшийся ей понравиться, – известные авторы – всего лишь раскрученные графоманы… Ну, повезло им! И мне повезло…»