Бабушка
Шрифт:
И попытался ущипнуть Ксению за коленку. Тогда она не придала значения пьяным словам. Поднялась и ушла, щелкнув дарование по затылку. А сейчас вспомнила.
«Значит, буду ловить удачу! Как Френсис…», – мелькнула мысль. Ксении был симпатичен этот парень.
Она ощущала себя Пигмалионом. И даже более, чем Пигмалионом: у того был хотя бы исходный материал, а у нее – ничего, кроме воображения! Ее Вселенная создавалась на песке. И даже песок был воображаемым…
После душа заварила кофе, и, пока сохли волосы,
«А что, если все мы – порождение чьей-то фантазии? Не Бога, как учит Библия, а сумасшедшего графомана, создавшего свой сумасшедший мир? И наши судьбы – не карма, а результат несварения его желудка или бессонницы? И есть другие такие же графоманы, порождающие свои сумасшедшие миры, которые ученые называют параллельными? А Бог – это классик, пытающийся научить их писательскому ремеслу, чтобы герои не мучились, а жили нормальной жизнью? Хотя кто рискнет провести грань между графоманией и литературой… Разве что Бог…А вдруг и он – графоман, только раскрученный? И его поучения и действия ничего не стоят?»
Ксения набрала Ларису и поделилась с ней ценными соображениями. Но та и ухом не повела.
– Поедешь со мной по магазинам, нужно пуговицы купить?
– Нет, мне статью заказали о современном искусстве. Об одном из молодых скульпторов, ваяющем на грани постмодернизма и технологического направления.
– Представляю, что ты напишешь! – ехидно отреагировала Лариса.
– Я всегда пишу правду, нравится это кому-то или нет, – с некоторым пафосом заявила Ксения.
– Ну-ну! – и Лариса отключилась.
А Ксения, расстроенная таким равнодушием, принялась накладывать макияж.
Да, она не любила современное искусство и откровенно говорила об этом. Не все, конечно, а то, что, по ее мнению, в рамки искусства не вписывалось.
«Интересно, – вдруг вспомнила она, – а яшкино божество к искусству относится?»
С одной стороны, статуя создана в незапамятные времена, то есть однозначно произведение искусства, тем более, что ваять богов доверяли лишь мастерам… Но была в деревянной фигуре какая-то странность… Смущал даже не облик, непривычный для нас, а нечто совсем иное… Но что?
Ксения набрала Якова. Трубку поднял Родион.
– А где Яшка?
– Шляется где-то. Я вместо него. А что ты хотела?
– Как статуя?
Родион понял.
– Без изменений.
– Это хорошо.
– Утром серьезные мужики от Радинского приходили. Осматривали ощупывали, обнюхивали мой подарок… Хотели даже кусочек отколупнуть на анализ. Я думал, Яшку родимчик хватит… Но ничего, сдержался: видно, очень вчерашним напуган.
– Отколупнули?
– Нет. Не отколупывается и даже не сверлится – настолько материал прочный.
– Но это дерево?
– Черт его знает. Если дерево, то, как сказали ученые мужики, обработано неизвестным способом. Они такого твердого вещества не встречали. Правда, удалось сделать соскоб при помощи какого-то навороченного прибамбаса. Первые результаты анализа будут готовы завтра.
– Так быстро??
– Богиня наша вне очереди: они и сами заинтригованы. А ты чего позвонила?
Ксения задумалась, пытаясь точнее сформулировать мысль.
– Родя, а тебе не кажется статуя странной?
– Естественно, кажется, – удивился Родион.
– А чем?
– Да всем. Мы же вчера об этом говорили!
Ксения бросила взгляд на буклет с одной из выставок работ Алеши Поповича – так почему-то величал себя скульптор, о котором она собиралась писать. «На грани постмодернизма и технического направления»… Вот оно!
– По-моему, она слишком «правильная», какая-то симметричная… Все части в ней выверены до миллиметра…
– Так все древние статуи правильные и симметричные, – еще больше удивился собеседник. – Это ж тебе не современное искусство! А в миллиметрах я ее не измерял.
– Ты не понял, – терпеливо пыталась объяснить Ксения, – в античных и более древних статуях присутствует асимметрия, – для придания им «жизни», что ли… Человек ведь ассиметричен! Да и скульпторы – не математики, вряд ли все тщательно рассчитывали…
– К чему ты клонишь?
– К тому, что статуя – механистична! – рубанула Ксения. – Она больше походит на выверенный механизм, нежели на произведение искусства. Чисто внешне, разумеется.
– Ну, не знаю, – растерянно протянул Родион. – Это для меня необычная точка зрения. На робота, что ли?
Ксения застыла. Она искала точное определение, но его нашел Родька! Вспомнила глаза статуи, красные лучи света из них…Может, и впрямь робот? Древний робот?
– Чего молчишь?
– По-моему, ты нашел верную формулировку.
– Но это же нереально, – убежденно сказал Родион. – Подумай, кто мог в древности сваять робота без единого шва, без единого сочленения, из сплошной глыбы материала? Такого, который бы вдруг включался спустя тысячи лет? Может, изваяние – просто игрушка? Древняя игрушка для забав именитого заказчика, с механизмом внутри, способным на пару незатейливых фокусов? А механизм включился совершенно случайно? Но робот… Робот – это уже чересчур!
– А что мы знаем о древности?
– Вот тут ты права, – вздохнул Родион. – Хотя, если честно, я уже не уверен, что нам вчерашний ужас не померещился: столько коньяку выпили!
– Это вы, мужики, выпили, – занервничала Ксения, – а мы почти не пили, поэтому мне померещиться красные лучи из глаз статуи не могли!
– Ладно, не заводись, – миролюбиво предложил Родион, – были лучи или не были – не так уж и важно на фоне тревожных событий в мире… Чем заниматься собираешься?
– Прогуляюсь, подышу свежим воздухом, потом за статью засяду…