Багровый лепесток и белый
Шрифт:
— Сюда! — зовет пьяненькая шлюха. — Самый лучший поебон в Лондоне!
— Сюда! — орет мужчина с противоположного тротуара. — Берите жареные каштаны!
Бодли останавливается — не ради каштанов или шлюхи, а потому что вляпался в какую-то мерзость. Поднимает левую ногу и рассматривает подметку, чтобы определить, что это за гадость, смешанная с маслянистой грязью — дерьмо или просто растоптанный фрукт.
— Как думаешь, Филип? — Эшвелл улыбается через плечо пьяной шлюхе, которая посылает ему воздушные поцелуи. — Готов немножко развлечься?
— Всегда готов, Эдвард, всегда. Как насчет прелестной Аполлонии? — и поясняет Уильяму: — Мы
— Ты попробуй ее, Билл, — пока есть, что пробовать: ее быстренько уведет какой-нибудь дипломат или посол, и исчезнет она в потрохах Вестминстера.
Бодли и Эшвелл стоят цилиндр к цилиндру, сверяя карманные часы и соображая, есть ли смысл идти к миссис Джардин. Однако приходят к заключению, что Аполлония едва ли свободна в такой час. Уильяму кажется, что, хоть они и поют хвалу ее экзотическим прелестям, но опробовали их так недавно, что теперь хотели бы чего-то другого.
— Ну, так куда пойдем? — спрашивает Эшвелл. — Миссис Теренс совсем близко…
— Половина десятого, — размышляет Бодли, — Бесс и эта, как ее зовут, из Уэльса, уже при деле, а другие мне как-то не очень. К тому же, ты знаешь эту миссис Теренс: раз уж пришел, она тебя не выпустит.
— А если к миссис Форд?
— Дорого, — фыркает Бодли, — и цена не по товару.
— Зато быстро.
— Да, но заведение на Пантон-стрит! Если хочешь, чтобы быстро обслужили, можно заглянуть к мадам Одри, это за углом…
Слушая их, Уильям убеждается в напрасности своих опасений: эти двое давно забыли Конфетку, напрочь забыли. Она для них — древняя история; ее имя уже стерлось сотнями других имен; девушка, которая прямо путеводной звездой блистала в мрачной громаде Лондона, теперь всего лишь мерцающая точка света среди бесчисленных таких же световых точек. Жизнь идет своим путем, и никогда не иссякает несущийся в ней людской поток.
— А может, вон те трое? — предлагает Бодли, — на вид веселые.
Он кивает в сторону тройки шлюх, хихикающих в свете, падающем из витрины бакалейщика. — Я сегодня не настроен ни на дурацкую претенциозность, ни на нищету.
Вдвоем они переходят улицу, и Уильям, боясь остаться в одиночестве и без защиты, тащится вслед. Он старается смотреть на темную улицу вправо и влево от женщин, но глаз неодолимо тянется к вульгарно выставленным на свет тафте и розовым грудям. Нахальные девки, ухоженные, хоть и слишком разнаряженные, с пышными волосами, видными из-под чересчур броских шляп. У него возникает неприятное ощущение, будто он их где-то видел раньше.
— Хорошая установилась погода, — жеманничает одна.
— Ты с такими, как я, никогда не бывал, мой птенчик, — говорит другая.
— И с такими, как я, тоже! — подхватывает третья.
А не та ли это троица, которая приставала к нему в «Камельке», когда он впервые встретился с Конфеткой? Эти вроде моложе, стройнее, и платья на них не такие кричащие, но что-то в них… О небо, неужели судьба подбросила такое мерзкое совпадение? И одна из этих блядей может назвать его «мистер Хант», спросить, как идут дела с книгами, или пожелать узнать, чем кончилось его свидание с Конфеткой?
— Сколько возьмешь, если в рот? — спрашивает Бодли у женщины с самыми пухлыми губами.
Она склоняется и шепчет ему на ухо, плавно кладя руки на его плечи.
Сделка начинает
Когда все пошло не так? Все пошло не так, когда он женился на Агнес. Все пошло не так, когда…
Вдруг в его сознание вторгается удовлетворенный стон Бодли. Женщина уже почти сделала свое дело и, приближаясь к оргазму, он вскидывает в воздух подрагивающую руку, будто пытается ухватить проститутку за шею. Женщина перехватывает руку, — сначала смыкая пальцы на запястье, потом переплетая их с его пальцами. Они словно держатся за руки, взаимно контролируя, задерживая друг друга. Этот странный жест выражает величайшую нежность и взаимную безотлагательность. Уильям мгновенно и мощно возбуждается; казавшееся невозможным минуту назад теперь стало настоятельным и срочным.
— Боже, — вскрикивает Бодли, изливаясь. Женщина не выпускает его, крепко держит за руку, прижимаясь лбом к его животу. И только когда Бодли оползает вниз по стене, она освобождает его и запрокидывает голову, облизывая губы.
Сейчас! Сию минуту! Уильям делает шаг вперед, выдергивая из штанов свой разбухший хер.
— Теперь я! — хрипло командует он, обливаясь нервным потом, потому что уже чувствует, как его твердый член начинает терять заряд крови. К счастью, проститутка во мгновение ока забирает его в рот и хватается ладонями за ягодицы Уильяма. Качнувшись, Уильям теряет равновесие. О Господи, только бы не дать сейчас осечку, тогда ему просто конец! Но все нормально, она цепко держит его, впиваясь пальцами в ягодицы, умело работая губами и языком.
— В меня, сэр, в меня, — говорит Эшвеллу другой женский голос за его спиной, — можете себе позволить, сэр, не пожалеете.
— Кондома нет.
— Я слежу за собой, сэр, я только на прошлой неделе была у доктора. Он сказал, я чистенькая, как котенок.
— Все равно, — задыхается Эшвелл, — не стоит…
— У меня манилка шелковая, сэр. Для знатоков манилка, если кто понимает.
— Все равно…
Уильям, теряя голову от нарастающего возбуждения, не может понять Эшвелла. Еби эту бабу и дело с концом! Еби всех баб на свете, пока хорошо! Ему кажется, что он может забить, как гейзер, наполнить одну, потом другую, в рот, в пизду, в жопу, оставить целую гору замученных, затерзанных баб!