Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем
Шрифт:
— Он молдав!
Праздничный стол накрывают в каждом котлярском доме. Столы прямо ломятся. Чего только нет! Пиво и водка, разные закуски, но главное — яблоки, персики, груши, виноград, клубника, дыни, арбузы, абрикосы, апельсины… Раньше считалось, что к этому дню в лесу созревают ягоды и фрукты, теперь их можно ходить и собирать. Современные котляры ходят, разумеется, не в лес, а на рынок. Скупиться не принято, иначе засмеют.
Тарелки поставлены общие для всех, не персональные. Ведь как же иначе — это у нас пришли к тебе в гости пять человек, и тебе ненакладно каждому поставить отдельный прибор, а в таборе приходит сорок человек, пятьдесят
Лепешки, мясо, котлеты по-киевски.
— Ешь что хочешь, как хочешь. У нас по-простому, — объясняет Жаркой.
Начинается обход. В панеевском таборе тридцать два дома, и ко всем надо зайти, уважить. Вот мужики весь день и слоняются из гостей в гости. Это мы, русские, где начали отмечать, там и закончили, а цыгане дольше пяти минут удержаться на одном и тот же месте не могут. Вот что значит — кочевые корни!
Мы идем к Тиме, оттуда к Боше, Червонцу, Пьяпино, на очереди — Пико, Жаркой, Чобано. Жратвы везде навалом. К десятому дому у меня кусок уже в горло не лезет, а впереди еще больше половины!
Женщины во время торжества где-то прячутся. Спрашиваю у дядьки с бровями, как у филина:
— Почему вы женщин не приглашаете?
— Ну, ты представь: мы, мужчины, сидим, разговариваем — про дела, про друг друга, и вдруг — женщина! Нам неудобно, и ей неудобно!
К столу подходит симпатичная малышка в голубеньком платьишке — годика четыре, длинные волосы русого цвета. Женико ее угощает L"owenbr"au.
— Внучка твоя?
— Внук. Просто так одели.
От дома к дому все немножечко хмелеют и становятся шумнее. Но без экстремизма. Если в ком заиграло и тенденция к бузе, непьющая молодежь оперативно отводит его в сторону. Все под контролем. Тем более всем наперед известно, от кого стоит ожидать скандала.
Вот эпизод. Как раз на Симпетри, середина обхода, дорогой мой Женико перебрал лишнего, а я — с видеокамерой. Он говорит вдруг: «Пошли ко мне! Снимешь мой дом!» А его дом — с краю, и очередь идти вовсе не туда. Все идут к Капусте. Говорят: «Потом! Потом к тебе!» А Женико: «Потом — закончится пленка! Пошли сейчас!» В общем, уперся. Но его не слушают: «Потом! Отстань!» Тут в глазах огонь — натурально такой, когда собой уже не владеют: пошли ко мне и все тут, вынь да положь. Но Женико добрый. Я знаю, что добрый. Просто вспылил. Ему стало обидно — чем он хуже других? Ведь он такой славный! Веселый и хороший! А раньше, видимо, был совсем хороший. Когда пил поменьше. Его дети любят, а это ли не признак? Женико — «замбарона по молодежной части». Так его характеризует Ванчо.
Цыгане вообще норовистая нация — вспыхивают, как порох. Раньше доходило до стычек жестоких — брат шел на брата, одному бутылкой разбили череп, беременную женщину пнули в живот, другого бросили в глубокую канаву с железными обрезками, так что он превратился в кровавое месиво. Цыганка Кокана (по русски — Упрямая) так довела собственного мужа своими нападками на глазах соседей, что он не выдержал позора перед людьми и ночью покончил жизнь самоубийством — выпил стакан серной кислоты.
Сейчас таких зверств уже не бывает. От вспышек прежней ослепляющей ярости осталась лишь взбалмошность. Природный скандализм. Из них это лезет. Уж на что Береза собой владеет, достойная женщина, душа у нее умная, а и то не удержится, не сможет себе отказать в удовольствии. Пришли с ней в магазин, заняли очередь, о чем-то общаемся, а какая-то русская, несимпатичная и блеклая девушка, нам говорит:
— Нельзя ли потише?
У Березы сразу:
— Ты больная? Нервная?
Вы понимаете? В ней уже пошло! Пусть и не в дело, но она же цыганка! А цыганкам — можно!
Русская на это ни слова не сказала — отвернулась к витрине.
А Береза рада; даже забыла, что хотела купить!
…Мы уже подходим к двадцатому дому, и кажется, что больше ни кусочка не проглотишь, но, однако же, вот банка с самодельным вином из малины по старинному молдавскому рецепту, вот сывьяко, вот маря! Как не попробовать? Ой! А добавки?
Спонтанные беседы. По ходу дела внезапно выясняется, что один мой сосед только что вернулся из Аргентины, другой из Испании, третий из Германии, у четвертого собственный бизнес в Анголе. Это фирменный цыганский «свист». Спорить бессмысленно, да и незачем.
— А есть, — спрашиваю, — в мире страна, где нету цыган?
— В Японии нету.
— А почему?
— Там земля трясется.
— А какие цыгане самые настоящие?
— Натуральные цыгане живут в Индии, — говорит Амбрэл.
Но Вера не согласна:
— Самые натуральные цыгане живут в Иванове! И старший у них — Греко Мустафа!
Вообще весь праздник проходит в жанре необъявленного конкурса «Кто самый расцыганистый». Это такая национальная игра. Цыгане заныривают в нее еще в детстве и уже не выныривают. Игра превращается в образ жизни. Все цыгане в душе актеры, и не только мужчины, но и женщины — у них сама «профессия» (гадание на улицах) развивала артистичность — органичную и эффектную.
Еще один тост, и барон поет. Есть у него любимая песня, которую он исполняет, воздев руки к небу, как будто он священник и благословляет собравшуюся паству. Ни рифмы, ни мелодии у песни нет. Звучит как былина:
Как хорошо цветами пахнет, розами! Так и пускай цветут мои луга! А больше я не вижу я ничего, Да и не надо мэ больше ничего.«Мэ» в переводе с цыганского означает «я». Почему цыгане поют в песнях то русское «я», то цыганское «мэ» — это надо спросить у них. Им, по-моему, наплевать на текст — лишь бы было, что петь.
А он уехал, и не вернется И не вернется никогда. Я вас любила и умоляла, А вы смеялись надо мной.Те, у кого дома на другой половине табора, очень беспокоятся, что пленки в видеокамере на них не хватит. Я соглашаюсь — может, и не хватит. Они мне шепчут: «Снимай по-нашему». То есть делай вид, как будто ты снимаешь, а на самом деле держи запись на паузе. Вообще «по-цыгански» означает «с подвохом». «Делай по-цыгански» в переводе — обманывай, как-то шустри; ничего плохого в обмане нет, не пойман — не вор! Такая вот логика. Прохвостов хватает. «Обманывать мы любим, а воровать боимся». И все у них так. Цыганское обещание сначала «цыганское», а потом «обещание» — забудут, не станут, переметнутся. Сто раз проклянешь, что с цыганами связался. Полагаться не стоит. Эта нация будет искать лазейку, как вода — дырочку. В лоб они не ходят. Тишком, задворками. Если бы цыгане придумали шахматы, у них бы все фигуры прыгали как кони.