Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем
Шрифт:
Цыгане по жизни идут легко, и поэтому подбить их на всякое-разное, на авантюру тоже нетрудно. У них же темперамент. Им подавай всего и сразу! Нет основательности, нет скрупулезности. Даже в бизнесе — тут, там, на ходу, на скаку, схватил и понес «железную» добычу. Пять тысяч — тонна.
От дома Чераны идет черный дым — горит обмотка электродвигателей. Маша подтаскивает старые доски — поддержать огонь. Двое цыган залезли на крышу и латают в ней дыры. Третий в сарае, надев спецочки, ремонтирует цепь. Тима и Чобано уехали в Москву — командировка! Пико с друзьями строит сарай — «чтоб запчасти хранить, чтоб товар лежал». Его сын, Кореец, разбирает подстанцию — что-то там откручивает разводным ключом.
— Бахтале-зурале! — приветствую его. — Почему один работаешь?
— А они все обиделись, что я в одиночку достал десять трансформаторов, а они ни одного!
Котлярская гордость. Вот вам и лодыри. А слухов-то ходит!.. Цыгане, впрочем, сами виноваты. На них коль найдет, так такое расскажут — в образе, в роли… Когда я впервые оказался в Панеево и стал объяснять: я, мол, писатель, мне интересно, как вы живете, что делали раньше, чем занимались, пацаны мне сказали:
— Как чем занимались? Людей обманывали. Убивали, грабили. Коней воровали!
Это особый цыганский понт. Я в своей жизни ни разу не видел котляра рядом с лошадью! Но котляры — трудяги, а другие цыгане (русска рома, сэрвы) как раз коневодством занимались вплотную до недавнего времени, хотя старики у них лошадями бредят и поныне. Привожу тут историю, которую узнал от Лилит Мазикиной — цыганской журналистки эпохи Интернета.
«История, говорят, произошла в небольшом, тихом и благополучном городке России.
Жили там два старичка-цыгана, такие приличные, рабочая интеллигенция (ушли на пенсию с местной фабрики), в меру выпивающие.
Вот раз на выходные сели они в меру выпить и… и выпили. Взыграла в одном из них национальная гордость. Спрашивает он другого:
— Цыган ли ты, друг Колька?
— Я, — говорит убеленный сединами Колька, — без сомнения цыган, и ты меня даже такими вопросами несколько обижаешь.
— А я, — спрашивает первый старичок, — я-то цыган?
— Да зацыганистый цыган, какие вообще тут разговоры!
— Значит, надо нам с тобой, друг Колька, сделать что-нибудь цыганское.
А что может быть очень цыганское? Решили лошадь увести.
Сели на электричку. Доехали до какого-то колхоза возле города. И там, на глазах изумленного пастушка, взяли двух пасущихся лошадей, влезли на них и поскакали в меру своих стариковских сил. Рысью. Поскакали в лесопарк на окраине города, чтобы встать там табором и отпраздновать.
Пастушок, придя в себя, вызывает милицию и говорит: так и так, два старичка южной наружности стибрили лошадей. Милиция по свежим, буквально, следам, как то: конские яблоки и показания свидетелей, что тут проехали два старичка верхом (не слишком обычная деталь городского пейзажа, которую, естественно, никто мимо глаз не пропустил), находят стариков-разбойников. Принимают их, начинают оформлять протоколы. Прибегают жены, поднимают крик, бьют себя в грудь: передовики производства на пенсии, первый раз, выпимши, все рекомендации хорошие, хотите, на фабрику позвоните, хотите, соседей спросите… короче, колхоз заяву забирает, милиция делает наставление и отпускает стариков.
Проходит пару недель. Опять старички сидят, в меру выпивают. Жен рядом нет. Один старичок спрашивает другого, мол, цыган ли ты, друг Колька. Колька, конечно, цыган и может побожиться в том. Ну и первый старичок цыган не хуже Кольки. Давай, говорит, сделаем что-нибудь цыганское. Ну, вы поняли, да?!
Они садятся на трамвай, едут на окраину города и уводят двух лошадей с детско-юношеской конно-спортивной базы. На глазах нескольких изумленных наездниц детско-юношеского возраста. И едут, довольные, вставать табором в единственный лесопарк города, ага. Праздновать.
Инструктор конно-спортивной базы, крайне возмущенная девушка, звонит в милицию. Те методом опроса прохожих и погляда на мостовую выслеживают старичков и доставляют их с шампурами в руках в отделение. Протокол. Прибегают жены. Бьют себя пяткой в грудь, рвут волосы, трясут производственными грамотами. Впечатленная и разжалобленная девушка забирает заявление и лошадей, милиционеры делают внушение бабушкам следить за своими дедушками и всех отпускают.
Проходит несколько недель…
Вам уже так же хорошо, как мне?
Проходит несколько недель. Бабушки в какой-то момент отвлекаются от дедушек, и те садятся спокойно, без бап-с, в меру выпить. После очередной рюмочки один старичок наклоняется к другому и строго спрашивает:
— А цыган ли ты, друг Колька?!?!
…Короче, после того, как их взяли стоящими табором все в том же лесопарке, с лошадьми, сведенными у конной милиции, говорят, жены их зашили».
Часть II
«Ягодки»
Ай-нанэ-нанэ!
В цыганский табор каждый раз приезжаешь, как на обратную сторону Луны. Дети играют, взобравшись на крышу синей BMW. У них там танцплощадка.
Маленькая девочка, убежденно тыча пальцем в подружку, кричит мне:
— Дяденька! Заберите ее! — подружка хмурится. — Пожалуйста! Дяденька! Заберите ее!.
Выходит Тима — пузо вперед. Сверкнул свысока золотыми зубами. Он чем-то похож на бенгальского тигра.
— Бахтале-зурале!
— Бахтале-зурале! — Тима только кивнул, здороваться за руку у цыган не принято.
Сегодня — Симпетри (12 июля), День святого Петра. Котляры придают этому празднику значения не меньше, чем Рождеству или Пасхе.
Спрашиваю в таборе одного мальчишку:
— А кто такой святой Петр?
— Ты!
Перед домом барона — накрытый стол.
— За ним сейчас и живые, и мертвые! — сообщает Чобано, но у Греко есть более рациональное объяснение:
— Мы в этот день поминаем родню. Симпетри — это родительский праздник. Весь мир его празднует!
— А ваш Святой Петр, он цыган или русский?