Балетная школа
Шрифт:
– Танец? – хором спросили подружки.
– Ну да. Я сказала, что боюсь говорить со сцены. Ну ты и так это знаешь. И Серафима знает, что я даже к доске боюсь выходить, – напомнила Эмма. – И она предложила мне сыграть роль без слов. Танцевать. Я буду снежинкой. В сцене бурана. Мы с ней уже и музыку подобрали.
– Снежинкой? Танцевать? – переспросила Катька. – Я тоже хочу танцевать
– Ты же хочешь и Разбойницу сыграть, – напомнила Эмма. – А буран в той же сцене, когда Разбойница с Гердой встречается.
– Это-то я помню, – протянула
– Конечно, покажу. Даже научу.
– А музыка?
– У Серафимы патефон есть, – напомнила Эмма.
– А сейчас сможешь станцевать? – спросила Рита, подперев голову ладошкой.
– Здесь? Без музыки?
– Места маловато, конечно, – согласилась Катька. – Давай завтра. Можем в коридоре.
– Нет, я еще не весь танец выучила…
– А танец надо учить? – удивилась еще одна девочка, чья кровать стояла чуть дальше Катькиной.
– Конечно, – со знанием дела ответила Эмма. – В какую сторону пойти, как наклониться, куда руки направить.
– И тебя Серафима этому учит?
– Да. Она и сама танцует. Очень красиво, между прочим.
– Ух ты! Хотела бы я увидеть!
– Я тоже!
– И я…
– Может быть, удастся когда-нибудь, – неуверенно произнесла Эмма. – А еще она сказала, что в воскресенье будет первая общая репетиция.
– И ты молчишь?!
– Да ты что!
– В это воскресенье?
– Ну да. Она сказала мне сегодня, что уже можно начинать.
Разговор прервало появление Марии Николаевны, дежурившей в этот вечер. Она зашла проверить, все ли девочки готовы ко сну, и пожелав спокойной ночи, погасила лампы.
– Скорей бы воскресенье, – прошептала Катька со своей кровати у окна.
– Ага! – откликнулась Рита.
Остальные лишь согласно повздыхали.
В первую субботу декабря после ужина воспитанники детского дома не спешили разбегаться: в этот день им выдавали карманные деньги. Сумма эта была небольшая, символическая, предназначенная скорее для поощрительных моментов воспитания, чем для финансового обеспечения индивидуума. Тем более, что лишение этих карманных денег широко использовалось в качестве наказания за плохое поведение и неудовлетворительные оценки. Не то чтобы это лишение заметно ударяло по карману воспитанника, но все же было неприятно не услышать свою фамилию и не получить три рубля, которые можно было потратить в течение месяца на свои прихоти.
Массовая драка с беспризорниками не осталась безнаказанной – отметившиеся в облаве Санек и Митька не были вызваны к учительскому столу. Разумеется, Катька заметила это и подбадривающе кивнула приятелям, сжимая в ладони свою трешку. Когда всех отпустили, и галдящая толпа из ста шестидесяти воспитанников дружно устремилась прочь из столовой, Эмма с Катькой протолкались к друзьям.
– Да ладно, – пожал плечами Митька.
– Не в первый раз, – усмехнулся Санёк.
– А пошли завтра в Елисеевский! – предложила Катька. – У меня уже прилично
– Да у нас и свои есть, – самолюбиво ответил мальчик. –
– Чего загнали? – деловито спросила Катька.
– А помнишь ту гармонику, что мы нашли в том доме? – подмигнул Санек.
– Да ладно вам! – нахмурилась Эмма. – Наверняка свои полочки продали на рынке.
– Ну и полочки тоже, – согласился Санек. – Но за них много не получишь. Коряво делаем, чего уж там, – самокритично оценил он свои труды в кружке выпиливания, которым руководил сторож Василий Егорович.
– А я свои платки вышитые не могу продать, – вздохнула Эмма.
– Не удивительно, – фыркнула Катерина, но подруга так на нее взглянула, что Катька предпочла вернуться к теме покупок: – В общем, наскребем все вместе рублей эдак двадцать, да?
– Наверное, – согласились друзья.
– На булку большую хватит. И возьмем колбас. Я была в Елисеевском осенью, так чуть не захлебнулась слюной! Столько там мяса всякого! – мечтательно причмокнула Катька.
– Уговорила, пойдем! – воскликнул Санек, ясно представивший себе эту картину. Многие детдомовцы бегали в гастроном н соседней улице как на экскурсию.
– Позвольте поинтересоваться, куда вы собираетесь, молодые люди? – раздался над их головами негромкий голос Серафимы.
– В магазин! – честно ответила Катерина.
– Да, давно хотели посетить «Гастроном номер один», – пояснила Эмма.
Взгляд Серафимы скользнул по лицам воспитанников.
– Надеюсь, не прямо сейчас?
– Завтра, – сказали хором Санек и Митька.
– Нас девчонки угощают, – поспешил добавить последний.
– А вот и нет! – возмутился Санек. – У меня есть деньга, чтобы булку купить!
– Ну хорошо, – согласилась Серафима. – Надеюсь, это будет только магазин и никаких прочих дел. Вы помните, что…
– Если мы проштрафимся, то не будем участвовать в спектакле, – хором перебили воспитательницу друзья.
Молодая женщина улыбнулась в ответ на их довольный хохот.
– И не забудьте о репетиции, – добавила она, направляясь в спальню девочек, чтобы напомнить об отходе ко сну. – Свет погасят через полчаса, – сказала она и компании.
– Да, Серафима Павловна, мы знаем, – ответила за всех Эмма.
На следующее утро девочки в сопровождении приятелей вышли на холодную улицу вместе с хмурым декабрьским рассветом. Друзья уже успели позавтракать обжигающе горячей гречневой кашей, которую тетя Глаша хоть и сварила на воде, но зато щедро заправила сахаром. Компания проследовала через дворы, чтобы сократить дорогу, и вышла аккурат на Тверскую улицу, где находился знаменитый на всю Москву гастроном. Открытый в 1901 году предпринимателем Елисеевым, до революции он носил его имя. Это название так прижилось, что и после повторного открытия, несмотря на переименование в Гастроном номер один, москвичи продолжали ходить в «Елисеевский».