Балетная школа
Шрифт:
– Нельзя, – решительно подтвердила девочка.
– И кто тебе запретил?
– Никто. Я сама так решила.
– И почему, интересно знать?
– Все просто. У меня завтра спектакль, к которому я долго и старательно готовилась. И мне никак нельзя попасться на неправильном поведении. А по закону подлости именно сегодня будет облава, именно сегодня меня поймают, и из-за этого Серафима снимет меня с роли.
Дымов не сразу нашелся что сказать.
– И что за роль?
– Маленькой Разбойницы. «Снежную королеву» читал?
– Шутишь?
– Так читал или нет?
– Нет, конечно. Зачем мне это?
– А, ну да. Это же не вывеска на трактире! – фыркнула
– Я читаю листовки и газеты, – нахмурился Дымов. – А королевы – пережиток прошлого, и мне они неинтересны.
Катька почесала нос и решительным жестом извлекла из кармана листок.
– Вот. Приходи. Будет интересно! – вручила она мальчику пригласительный билет на их спектакль. – Начало в шесть вечера.
Мальчик повертел раскрашенный листок в руках.
– Что-то я сомневаюсь… – протянул он.
– И можешь привести кого-нибудь, – добавила Катька, не обращая внимания на отсутствие у него энтузиазма. – Все приглашения на два лица.
– Кого я приведу? – пожал он плечами.
– Ну не знаю… Друга, учителя… а, у тебя нет таких. Ну, приятеля из своих…
– Не думаю, что кому-нибудь это будет интересно. Извини. Наша жизнь немного отличается от вашей.
– Я прекрасно это знаю, – отмахнулась Катька. – Я же не зову вас жить в детский дом. Я просто приглашаю на спектакль. Будет интересно. Ты же не читал сказку «Снежная королева»?
– Нет.
– И в театре, небось, не был.
Глаза Катьки горели, и Дымов не смог устоять перед ее энтузиазмом – как и многие до него.
– Хорошо, я приду. Но только один, если ты не против.
– Я не против, – обрадовалась Катька. – Приходи пораньше, чтобы занять место поближе к сцене, чтобы меня как следует видеть.
– А ты играешь главную роль?
– Нет. Но самую лучшую, вот увидишь!
Они еще посидели немного. Потом Катька решительно сказала:
– Пойду. Скоро отбой.
– Ты ложишься спать по часам?
– В этом и есть смысл режима дня.
– Небось, еще и зарядку по утрам делаешь, – хмыкнул Дымов, протягивая девочке руку, чтобы помочь встать.
– И еще в столовую хожу три раза в день, – фыркнула она, демонстративно игнорируя протянутую ладонь.
Голуби, подобравшие последние крошки, вспорхнули и вылетели через проемы колокольни дружной стаей.
– Пошли, – сказал Дымов. – Провожу тебя.
– Зачем? Тут недалеко.
– Темно уже. И бродячие собаки тут.
– Ну пошли, – без энтузиазма согласилась Катька.
Скрипучие деревянные ступени лестницы проводили их шаги неказистой мелодией.
– И часто ты сюда ходишь? – спросил Дымов.
– Не очень. Но мне тут нравится. Спокойное место, – ответила Катька не оборачиваясь.
– Заброшенное, – подтвердил мальчик.
– Наверняка снесут потом колокольню эту, – вздохнула Катька. – А жаль. Она красивая.
– Бесполезная. Столько камня просто в горку сложено.
– А раньше тут колокола висели. И церковь тоже действовала. Даже я помню, а я в Москве всего ничего.
– Все меняется, – подтвердил Дымов.
Они молча прошли те несколько кварталов, что разделяли заброшенный храм и детский дом. Ни одной души не встретилось им по дороге, да и бродячих собак не попалось.
– Жду тебя на спектакле, – сказала Катька на прощанье.
– Приду, – коротко ответил Дымов.
Он подождал, пока девочка не войдет через тяжелую дверь в здание, и только потом развернулся и зашагал обратно к своему месту ночлега, засунув руки глубоко в карманы слишком тонкого для зимы пальто.
Что-то
Но все наши мысли были только о спектакле. Даже темы для мини-докладов мы выбирали тематические. Я, например, по географии готовила сообщение об арктических животных, а Катька писала про климат северных районов нашей страны.
Наконец наступил день спектакля. Благодаря правильно проведенной агитационной работе, недостатка в зрителях не было. Актеры, поначалу волновавшиеся, что никто не придет, начали волноваться, что пришло слишком много народу. Но, как и обещала Серафима, при выходе на сцену зрительный зал уходил из поля зрения исполнителей. Мой первый выход был в первой же сцене, ведь моя идея с танцем снежники за окном была принята Серафимой Павловной на ура. Стоя за шторкой сцены, я слышала звуки зрительного зала. Мы столько раз были в театре, а я никогда не замечала, как шумно мы, зрители, ведем себя. Тут и шарканье ног, и шорох голосов, и звуки покашливаний, не говоря уж о беседах. И все это смешивается в равномерный гул. Вдруг он затих. Я глянула в дырочку в кулисе – так и есть: помощники по свету выключили освещение в зрительном зале. В противоположной от меня кулисе возникла Серафима Павловна с пачкой листов в руке. Она села за маленький столик и дала знак мальчикам раздвигать занавес, одновременно заводя патефон. Нежные звуки моего танца притягивали внимание зрителей к сцене. Сил патефона было недостаточно, чтобы его звуки донеслись до последних рядов зрительного зала, поэтому наши мальчики-умельцы вместе с дядей Васей-сторожем приладили дополнительный рупор из согнутой жестянки. Я слушала вступительные такты, ожидая музыки своего выхода на сцену. Маруся-Герда и Санёк-Кай уже сидели на низенькой лавочке у окошка, Митька-Автор декламировал историю осколка, когда раздались тоненькие звуки колокольчиков – время моего выхода. И я мгновенно забыла и о страхе перед зрительным залом, и об опасениях перепутать фигуры танца. Я просто шагнула вперед, поднявшись как можно выше на полупальцах. Я перестала быть Эммой, я стала снежинкой, которую музыка-ветер кружит в своих объятиях, и нет у нее своей воли, она всегда летит туда, куда указывает ветер, кружится, кружится и мягко опадает на землю, присоединяясь к тысячам своих сестер-снежинок, укрывающим землю ровным слоем.
Музыка закончилась, свет на сцене переместился на героев сказки, а я бесшумно удалилась за кулисы ожидать своего следующего выхода – уже не фоном, не декорацией, но главным номером. Закутавшись в теплую шаль, я уселась в глубине кулис, чтобы не мешать остальным актерам и осветителям, но и видеть происходящее на сцене. Катька присоседилась ко мне, готовясь к своему выходу во втором акте. Я даже не сразу узнала подругу в лохмотьях и ярком красном платке, из-под которого всклокоченными прядями выбивались растрепанные черные волосы, куда Катерина воткнула перья ворон и даже маленькую косточку.