Баловни судьбы
Шрифт:
— Аннерс?! — с глупым видом произнес Бондо. — Никогда бы не подумал.
— Я тоже, — удивился Рольф. — Если б Йохан или даже Макс, но Аннерс... Он вроде бы свой парень, ты уверен, что это он?
Клэс обернулся к своему секунданту Микаэлю.
— Я правильно излагаю?
— Конечно. — Микаэль выпрямился. — Это был Аннерс.
В наступившей тишине крупная бабочка, порхая, подлетела к стене, сложила крылышки, опустилась на ее шероховатую поверхность, резко выделяясь темным узором на белом фоне, замерла на мгновение и улетела.
— Удивительно, — вымолвил наконец Бондо.
— Почему удивительно?
— Даже не знаю. — Бондо замялся. —
— Мне лично он никогда не нравился. — Глаза Клэса сузились. — Он до безобразия не уверен в себе.
— Да-а... — кивнул Бондо. — Что есть, то есть.
— А они должны быть уверены в себе, — отрубил Клэс. — Иначе мы сможем пользоваться их слабостями. Ну ладно, во всяком случае, теперь-то мы знаем, что он за птица. А это уже немало.
— И ты хочешь позволить этой скотине вот так запросто все за нас решать? — снова вмешался Рольф.
— Я просто хочу отложить это дело до общего собрания в пятницу. Может быть, он все-таки пойдет на попятный?
— А если нет?
— Что ж, — Клэс просунул под ремень болышие пальцы и напыжился, — у нас есть и другие средства.
Рольф расхохотался:
— А Януса как мы обломали!
Клэс несколько раз кивнул и прищелкнул языком.
— Верно. И с этим сделаем то же самое, если понадобится. И если все будем заодно, попрошу заметить. В любом случае нам теперь ясно, что он из себя представляет.
Это означало: ну вот, я вам все про него рассказал, вы теперь знаете, кто эта сволочь, и уж постарайтесь не забыть.
Они согласно кивнули и расселись в ряд, оставив место для Клэса. И для Микаэля возле него. Привалившись к стене и полузакрыв глаза, они сидели, как всегда в послеобеденный час, и больше не возвращались к сказанному, но помнили об этом и ждали событий, которые нарушили бы скуку повседневности, предвкушали скандал, развлечение, нечто.
Тони закрыл глаза и расслабился. Так приятно сидеть на солнышке. К тому же они теперь заняты другим, и у них просто нет времени зубоскалить над его разукрашенным лицом. Хорошо вместе со всеми, и не беда, что твое место сбоку, далеко от заводил, что приходится сидеть на жестком гравии, а опираться о стену не очень-то удобно. На душе так покойно, что не хочется даже думать, чьи это раздались громкие шаги и кто это остановился прямо перед ним.
— Привет!
Даже думать лень, кто это. Так бывает при пробуждении, когда не только не хочется просыпаться, но, наоборот, всеми силами пытаешься продлить блаженное состояние сна. И почему всегда только он? Почему все всегда выпадает именно ему?
С великой неохотой он открыл глаза.
— Спасибо за сигарету.
Перед ним стоял Аннерс и, улыбаясь, протягивал пачку сигарет. Белая полоска зубов в мягкой темной бороде. Он не заметил настороженности в полузакрытых глазах ребят, ничего не заметил. Просто стоял в своих джинсах и запыленных сандалетах на босу ногу и протягивал сигареты с таким видом, точно их двоих что-то объединяло.
— Я у тебя вчера вечером одолжил сигарету, ты что, забыл?
Он молчал, не решаясь взять сигарету, которую Аннерс вытащил из пачки и, держа двумя пальцами, протягивал ему. Он просто не осмеливался взять ее. Потому что сейчас Аннерс был уже не тот, что вчера, и он, Тони, не мог себе позволить иметь с ним какие-нибудь дела. Им это не понравится, наверняка не понравится, и еще неизвестно, как они выразят свое недовольство.
Они следили за ним. Быстрый, косой взгляд Клэса точно ожег его.
Он с силой поджал пальцы ног и невольно скользнул взглядом по лицу Аннерса — тот больше не улыбался.
Я не понимаю, говорил его растерянный вид. Я ничего не понимаю.
Это уж точно, ничего ты не понимаешь, хотел сказать Тони. Он едва сдерживал слезы. Смылся бы ты лучше отсюда! Пошел к черту! Я не могу здесь с тобой говорить. Ты для нас сволочь, и взять у тебя я ничего не могу. Пойми же, не могу.
— Так ты что, не возьмешь?
Он до боли стиснул зубы и в оцепенении уставился на запыленные сандалеты Аннерса. Будь он Клэсом, он бы спокойно привалился к стене, скрестив на груди руки и состроив насмешливую улыбочку. Но он не Клэс, и силы его были уже на исходе.
Уходи! — беззвучно умолял он. Пожалуйста, уходи! Неужели ты не можешь просто взять и уйти?
Но тут он понял, что теперь ребята на его стороне: подозрительная настороженность уступила место одобрению. Он заметил, что сосед справа и сосед слева дышат так же тяжело и прерывисто, как он сам. И тогда огромная, несущая бесконечное облегчение радость охватила его, радость от сознания того, что их много. Дикая радость, которая делает человека неуязвимым просто потому, что все вокруг за него, радость, которая делает человека безрассудно храбрым, дерзким и безжалостным, позволяет отмести все сомнения.
Нервное возбуждение улеглось, и его больше не мучил обезоруживающий, удивленный вид Аннерса, по-прежнему стоявшего перед ним. В компании решили, что Аннерс — сволочь, а ведь он, Тони, из этой компании. Он увидел, что Аннерс наклонился, положил сигарету к его ногам, повернулся и ушел, и равнодушно подумал, как глупо тот себя вел.
Он бы мне врезал, да не решился, потому что мы сильнее.
Потом он взял сигарету, тщательно разломал ее на мелкие кусочки, стряхнул с брюк крошки табака, уверенный, что поступает совершенно правильно. Медленным движением выудил из кармана сигарету и закурил. Клэс одобрительно кивнул. Тони устроился поудобнее, понимая, что смеяться над ним больше не будут. В одно мгновение он стал ближе к Клэсу, Микаэлю и Бондо, чем вообще осмеливался мечтать.
Теперь он знал, что травля началась и самое интересное еще впереди. Стая задрала морды и стала принюхиваться.
— — —
На фоне синеющего неба малышка семенит по пляжу в красным ведерком в руке. Вот она споткнулась, упала локтями и коленями в песок и расплакалась.
Черт побери! Именно кадры с плачущей девочкой оказались затемненными. Он вернул ленту назад и, глядя в маленькое окошечко, медленно прокрутил пленку. Да, как раз в этом месте. Придется вырезать, а без этих кадров эпизод получится куцым. Хоть выбрасывай.