Банда - 3
Шрифт:
Дубовик вышел, и через две-три минуты в дверь раздался деликатный стук.
– Входите, открыто!
– громко сказал Пафнутьев.
Дверь тихонько приоткрылась и в узком просвете показалась худая, сероватая физиономия Неклясова. Он улыбался, показывая неестественно белые вставные зубы.
– Позвольте, гражданин начальник?
– Позволяю.
Неклясов вошел игривой походкой, куражливо осмотрелся. Пафнутьев сразу представил, как тот входил в камеру, получая очередной срок. Вот так же, наверно, просовывал голову в дверь, осматривая камеру, заглядывая во все углы и улыбаясь ее обитателям. На Неклясове был черный костюм, белоснежная
– Неплохое помещение, - проговорил наконец Неклясов, закончив осмотр.
– Встречались и похуже?
– поддержал разговор Пафнутьев.
– О!
– восхитился Неклясов тонкостью воспитания Пафнутьева и в то же время давая понять, что шутку понял.
– Побросала меня жизнь, поносила по белу свету.
– Вы как, с коллективной жалобой? Или у каждого что-то свое?
– У нас одно дело.
– А кто эти граждане?
– только сейчас вошел Дубовик, видимо, подбирал документы для разговора. В руках его была папка со вчерашними протоколами и уже готовыми снимками.
– Мои друзья, - небрежно махнул тонкой ладошкой Неклясов.
– Позвольте сесть?
– А почему вы без женщины?
– спросил Пафнутьев.
– Какой женщины?
– И непонятно, где ваши родители?
– Родители? В деревне... На Брянщине. При чем здесь моя женщина, мои родители?
– Неклясов был явно растерян, таких вопросов он не ожидал.
– Ну, я подумал... Что уж если вы захватили с собой друзей, то почему бы не привести заодно и любимых женщин, родителей... Детей... Соседей...
– А!
– рассмеялся Неклясов, поняв, наконец, что имел в виду Пафнутьев.
– Я смотрю, вы шутник! Это мне нравится.
– - Очень рад, - суховато ответил Пафнутьев.
– Не понял?
– - Я говорю, чрезвычайно рад, что понравился вам. Но принимаю по одному. Скажите" пожалуйста, своим приятелям, чтобы подождали в коридоре.
– А у меня от них нет секретов!
– нервно рассмеялся Неклясов. Он явно волновался, не зная, как себя вести, но при своих ребятах не мог уступить, показать зависимость. Стоя у стола Пафнутьева, Неклясов делал гораздо больше движений, чем требовалось - выкидывал в сторону одну ногу, потом другую, поддергивал плечами, будто пиджак никак не мог сесть на нужное место, руки его тоже метались, то взлетая к волосам, то ныряя в карманы.
– Ладно, Володя... Садись, наконец, - Пафнутьев показал на стул.
– А они пусть подождут в коридоре. У них, кстати, есть разрешение на оружие?
– Не понял?
– Я смотрю, пиджаки топорщатся... То ли мышцы накачали великоватые, то ли другая причина...
Неклясов несколько секунд неподвижно смотрел Пафнутьеву в глаза, поигрывая маленькими остренькими желваками, сделал судорожное глотательное движение и повернулся к своим амбалам.
– Подождите меня там, - он кивнул на дверь. И те молча, так и не проронив ни слова, вышли, осторожно притворив за собой дверь.
– Хорошие ребята, - сказал Пафнутьев.
– Вежливые, послушные, исполнительные... У них, наверно, есть и другие достоинства?
– Есть, - улыбнулся Неклясов белозубо, но на этот раз в улыбке проскользнуло недовольство: его вынудили совершить нечто такое, чего он делать не собирался.
– Слушаю, Володя, - Пафнутьев безошибочно решил, что именно такая вот дружеская доверительность наиболее уместна, она лишает Неклясова какой-то своей злобной уверенности.
Видимо, у Неклясова было что-то с психикой, не мог он вот так просто сказать, зачем пришел, не мог. И когда Пафнутьев предложил сразу изложить суть дела, тот некоторое время молчал. Обеспокоенно оглянулся на Дубовика, который пристроился с папкой у окна, склонил голову, словно прислушивался к самому себе. Положив на стол ладони, он внимательно осмотрел свои лакированные ногти, искоса, даже как-то игриво взглянул на Пафнутьева, но в его шаловливости ощущалась угроза, может быть невнятная, еще не сложившаяся, но угроза. Неклясов привык видеть в людях опасность, знал, что его побаиваются, а встретив здесь спокойное, даже снисходительное внимание, растерялся. Да еще этот - Пафнутьев - он явно посмеялся над ним, спросив о женщинах, родителях, детях.
– Вчера убили моего человека, - произнес наконец Неклясов.
– Вам известно об этом?
– Да, - ответил Пафнутьев и не добавил ничего больше, решив, что будет лучше, если не давать Неклясову никаких подсказок.
– Второй тяжело ранен... Его увезли на "скорой помощи". Где он, я не знаю, неизвестно, жив ли...
– Жив.
– Его можно увидеть?
– Конечно.
– Когда?
– В любое время. Как только врачи скажут, что он в состоянии хотя бы узнать вас.
– Так, - что-то в словах Пафнутьева не понравилось Неклясову. Он почувствовал, что не во всем идут ему навстречу, что, несмотря на вежливый разговор, его тихонько отшивают.
– Но вы можете сказать, куда его увезли?
– Разумеется... Надо будет уточнить, - повернулся Пафнутьев к Дубовику.
– Уточним, - кивнул тот.
– Что еще?
– спросил Пафнутьев, и в этих двух коротких словечках прозвучало напоминание о том, что гостю пора убираться.
– Одежда, Павел Николаевич... Я правильно назвал ваше имя?
– Что у вас случилось с одеждой?
– Ее изъяли... Мое пальто стоит три миллиона рублей. Павел Николаевич... Я бы хотел его вернуть. И у моих людей тоже изъяли куртки, пальто.
– Изъяли?
– Пафнутьев удивился так искренне, что у Неклясова не возникло даже сомнений в том, что гражданин начальник действительно ничего не знает.
– Не понял?
– Пафнутьев снова повернулся к Дубовику.
– Что произошло?
– Дело в том, что вчера этот господин так быстро покинул ресторан и своих умирающих товарищей, что не успел одеться... Убегая впопыхах, не всегда вспомнишь о пальто, даже за три миллиона рублей.
– Что значит впопыхах?!
– взвился Неклясов, побледнев.
– Это значит, что вы покинули ресторан так быстро, что даже не успели предупредить владельца... Он ничего не мог сказать об одежде, которая висела в шкафу. А поскольку начались оперативно-следственные действия, наше внимание привлекла одежда... Тем более, что содержимое карманов наводило на размышления, - занудливо тянул Дубовик, перебирая листочки в своей папке.
– Что обнаружили?
– спросил Неклясов. Дубовик, не торопясь, подошел к столу и положил на полированную поверхность блестящий металлический кружок.