Банда - 3
Шрифт:
– Остановись, Паша... Пришли.
Ерхов лежал, глядя в потолок. Лицо его было покрыто рыжей щетиной, белесый взгляд казался отрешенным. Увидев Овсова, он оживился, чуть сдвинулся, попытался подтянуться повыше на подушку.
– Ну что, доктор?
– спросил он и одними лишь этими словами подтвердил все, что Овсов говорил о нем Пафнутьеву.
– Надежда есть?
– Надежда умирает последней, - неловко пошутил Пафнутьев и, только произнеся эти слова, понял, что промахнулся. Ерхов затравленно взглянул на него, побледнел, хотя, казалось, куда ему дальше бледнеть.
– А сам-то как?
– спросил Овсов.
– Да вроде держусь... Или это только кажется?
– Везет тебе, старик!
– решительно заявил Пафнутьев, нащупав, наконец, тон, которым можно говорить здесь, в этой палате, с этим больным. Овсов с удивлением посмотрел на него, но вмешиваться не стал.
Для себя он уже определил состояние Ерхова по его вопросам, цвету лица, а температуру и прочие показатели состояния организма он знал по донесениям сестричек.
– Что значит везет?
– насторожился Ерхов.
– Ну, как же! Твой приятель уже в лучшем мире обитает, похороны состоялись, народ свое отрыдал... А ты здесь балдеешь, на снегопад любуешься... Конечно, везучий.
Овсов только головой крутнул, услышав слова Пафнутьева, но опять промолчал, не приходилось ему еще видеть друга при исполнении обязанностей. Овсов понял - Пафнутьев решил не успокаивать Ерхова, не лишать его трепетного состояния и страха за свою жизнь. Видимо, так ему проще было задавать вопросы.
– Это из прокуратуры, - пояснил Овсов.
– Хочет с тобой поговорить... Побеседуйте пока, а я пройдусь по палатам.
– Это.., обязательно?
– спросил Ерхов.
– Это более важно, чем твое выздоровление, старик!
– опять брякнул Пафнутьев что-то несусветное, и Овсов поспешил выйти.
– Почему более важное?
– Потому что твое выздоровление - дело решенное. А я здесь представляю многих людей, для которых все испытания впереди. И потом, ты же должен подумать, что будет с тобой, куда отправишься, чем займешься после того, как выйдешь отсюда, если выйдешь, конечно.
– А почему могу не выйти?
– Некоторых выносят.
– Что... К тому идет?
– Старик, какой-то ты запуганный... Так нельзя. Это плохо. Держись, и все будет в порядке. Ты попал в руки лучшего врача этого города.
– Точно?
– с надеждой в голосе спросил Ерхов.
– Сам не видишь?
– Вообще-то да...
– Он показывал пулю, которую вытащили из твоего бездыханного тела? Нет? Значит, не хотел тебя расстраивать. А мне показал. Даже подарил на память.
– А почему вам, а не мне?
– Потому что она мне нужнее. Я по этой пуле узнаю, кто в тебя стрелял, из какого ствола, в кого еще стрелял или намеревался выстрелить.
– Баллистическая экспертиза?
– Не совсем, но уже где-то рядом бьешь...
– Пафнутьев придвинул табуретку и в тот момент, когда повернулся к Ерхову спиной, изловчился нажать в кармане кнопку диктофона.
– Поговорим, - сказал он, усаживаясь плотно и всем своим видом давая понять, что разговор будет неторопливый и обстоятельный.
– Ну что ж...
– пробормотал Ерхов" - Пусть так...
– Пару дней назад имел подробную беседу с Вовчиком, - сказал Пафнутьев как бы между прочим.
– Неклясовым?!
– Да, - Пафнутьев махнул рукой, давая понять, что это событие для него не столько уж и важное.
– Его взяли?
– В собственном кабинете с ним беседовал, - сказал Пафнутьев чистую правду. Лукавил Павел Николаевич, но что делать, это все-таки лучше, чем врать и постоянно бояться разоблачения. Даже в беседе с отпетым бандюгой не мог Пафнутьев скатиться к откровенной лжи, даже в таком вот положении не забывал он о собственном достоинстве. Гордыня это все, гордыня, но он не собирался отказываться от нее.
– О чем?
– спросил Ерхов, глядя в потолок.
– На столе перед нами лежал железный кружочек.
– Пафнутьев вынул из кармана и показал Ерхову крышку в целлофановом пакете.
– А почему в мешочке?
– с нервной улыбкой спросил Ерхов.
– Порезаться боитесь?
– Потому в мешочке, что все самые ценные вещи человек склонен прятать в мешочек, - рассмеялся Пафнутьев.
– А если серьезно - отпечатки пальцев хочу сохранить.
– Понятно, - кивнул Ерхов.
– Я как-то забыл, с кем разговариваю.
– Потолкуем?
– спросил Пафнутьев.
– Попробуем...
– Нет, начнем без проб... В соседней палате лежит человек, которому ты уши обрезал... Бильдин. Помнишь такого?
– Не может быть!
– Ерхов с ужасом уставился на Пафнутьева.
– Привести?
– Не надо... Я прошу... Не надо его приводить. Не хочу его видеть.
– А он не возражает... Всегда, говорит, рад встретиться...
– Нет, не сейчас, только не сейчас, я вас прошу!
– шепотом закричал Ерхов.
– Как скажешь, - легко согласился Пафнутьев.
– Поговорим без него... Скажи, будь добр, на фига ты ему уши отрезал?
– Неклясов...
– Нет-нет! Про Вовчика потом... Уши Бильдину оттяпал ты. Вопрос зачем?
– Деньги мы с него требовали... Он упирался. Обещал, а потом стал упираться... Нету, говорит, разошлись, говорит... Неклясов рассвирепел... Он легко свирепеет, вы знаете?
– Наслышан.
– Ну, что... Приказал похитить мужика. Похитили... У того и охраны-то не было... Водитель с газовой хлопушкой... И все. Водителя устранили.