Банда - 3
Шрифт:
"А ведь совершенно трезвые белки-то... Иначе шустрости поубавилось бы у них..."
Вернувшись к месту стоянки, он увидел, что у машины нервно расхаживает Анцыферов. Неклясов и вернулся, услышав шум приближающейся машины.
– Как понимать, Вовчик!
– воскликнул Анцыферов, увидев Неклясова среди сосен.
– Что происходит?
– Здравствуй, Леонард!
– Неклясов протянул руку и улыбнулся широко и радушно.
– Рад приветствовать тебя, дорогой друг! Располагайся, обживайся, наслаждайся!
– Что происходит?
– нервно повторил Анцыферов. Впрочем, последнее время
– Меня хватают твои бандиты, волокут в машину, куда-то везут, я оказываюсь в лесу... Здесь ты разгуливаешь весь в черном...
– Преувеличиваешь, Леонард. Никто тебя не хватал, никуда не запихивал... Посмотри на себя... Одет, обут, при шляпе, в перчатках... Значит, дали тебе возможность собраться, поцеловать в ушко любимую женщину... Пригласили в машину... Ты знаешь, сколько это стоит - доставить тебя за город, в лес, к накрытому столу? Тысяч двести, не меньше. Я же с тебя не требую денег... И прошу только об одном... Раздели со мной этот часок, поприсутствуй на моем празднике... Выпей со мной рюмку водки... И все, Леонард! И все! И мы снова с тобой рука об руку идем по жизни, помогая друг другу, выручая, подставляя локоть в трудный момент...
– Ну, ты даешь, Вовчик!
– недоверчиво проговорил Анцыферов.
– Посмотри, вот мои ребята уже стол приготовили, как говорится, поляну накрыли... Еще кое-что найдется.
– Так вот для чего тебе посуда понадобилась!
– озаренно воскликнул Анцыферов.
– Конечно, Леонард! Конечно!
Да, Неклясов был не очень образован, совершенно невоспитан, но обладал каким-то звериным чутьем, обостренным криминальной жизнью, болезнью, непроходящей озлобленностью - да, и озлобленность придает мышлению тонкость и проницательность. Все это позволяло ему без труда общаться с людьми, куда более начитанными и просвещенными, более того, он умел их одурачить, обвести вокруг пальца, выставить на посмешище.
Анцыферов подошел к столу, окинул его взглядом, убедился, что все достаточно достойно, и хотел было высказать свое мнение Неклясову, но тот уже шел навстречу еще одной машине. Когда она остановилась, Анцыферов с удивлением увидел в ней судью Осоргина.
– Жора, - протянул он озадаченно, и, осознав необычность происходящего. Одно дело - он, бывший прокурор, а ныне владелец ресторана, оказавшийся в одной компании с воровским авторитетом, но чтобы здесь появился судья, причем тот самый, который вынес постановление об освобождении Неклясова из-под стражи, судья, которому предстояло рассматривать уголовное дело Неклясова...
Осоргин вышел из машины, быстро оглянулся по сторонам. Заметил Анцыферова, узнал, замер на месте. Был он худ, высок, сед, строен и напоминал вышедшего в отставку полковника. Седые колючие брови, под ними такие же колючие глаза, небольшие, голубые, быстрые. Решив, что единственный человек, который его достоин и с которым он может перекинуться словом, это Анцыферов, Осоргин направился к нему, решительно, даже с какой-то непримиримостью. На Неклясова, который шагнул было навстречу, он даже не посмотрел.
– Здравствуй, Жора!
– пропел Анцыферов, освоившись быстрее, он чувствовал даже некоторое превосходство перед возбужденным, разгневанным Осоргиным, - Как поживаешь?
– Значит так, Леонард, - Осоргин подошел к Анцыферову, взял его под локоть и повел в сторону.
– Я не знаю, как ты здесь оказался, но меня попросту похитили. Ты понял? Я - похищенный.
– С чем тебя и поздравляю!
– рассмеялся Анцыферов. Ему сразу стало легко и непринужденно, поскольку нашелся человек, гораздо более перепуганный.
– Леонард, я заявляю официально... Я - похищенный!
– повторял Осоргин, не сознавая комичности такого определения.
– Меня силой запихнули в машину и привезли сюда. Представляешь? Я выходил из суда на обед... Ты знаешь, где я обедаю, у нас небольшое кафе почти напротив. Когда я спустился по ступенькам, внизу остановилась машина. Водитель ко мне обратился с каким-то вопросом, и пока я соображал, что к чему, два каких-то... Не знаю, как их и назвать...
– Два амбала, - подсказал подошедший Неклясов.
– Совершенно верно!
– покосился Осоргин в сторону Неклясова. Подходят два амбала, берут меня под белы руки, усаживают в машину, дверца хлоп - и мы поехали.
– Ты успел вовремя!
– рассмеялся Анцыферов.
– Мы еще не начинали, - он кивнул в сторону накрытого стола, на котором к этому времени появились куски копченой полупрозрачной рыбы, темная, матовая приземистая бутылка коньяка с замысловатыми золотыми надписями.
– Но представляешь мое положение?!
– прошипел Осоргин.
– Ты представляешь, что меня ждет?
– Тебя ждет прекрасная выпивка и закуска, - сказал Неклясов, похлопав судью по плечу.
– Не дрейфь, Жора, не пропадем.
Осоргин дернул плечом, будто на него села какая-то тварь, и покосился на Неклясова с неподдельной опаской.
– Напрасно ты так, Жора, - сказал Неклясов.
– Компания у нас подбирается неплохая даже с профессиональной точки зрения. Смотри... Прокурор есть, преступник на месте... Как ты думаешь, я сойду за преступника? Судья прибыл, народные заседатели стол накрывают... Не хватает только адвоката, но и он вот-вот подъедет... А?
– Неклясов расхохотался, взглянув на оцепеневшего от изумления Осоргина - тот только сейчас понял назначение каждого гостя и самого хозяина.
– Я не понимаю, - сказал он растерянно.
– Я сразу должен...
– Если хочешь сразу, давай, - Неклясов сделал приглашающий жест к столу.
– Нет-нет, вы меня не правильно поняли, Владимир Аркадьевич...
– Называй меня Вовчиком, - Неклясов доверительно похлопал судью по плечу.
– Я так больше привык.
– Вот когда приговор будешь зачитывать, можно и Владимиром Аркадьевичем, а пока - Вовчик... Заметано?
– Право, не знаю, - Осоргин задыхался в дружеских жестах, словах, улыбках, похлопываниях, беспомощно оглядывался по сторонам, словно искал, кто бы спас его и избавил от этого человека. И он совсем растерялся, пошел красно-бледными пятнами, когда увидел, что один из тех, кто привез его сюда, один из амбалов Неклясова, сидит в машине и, свесив ноги из распахнутой дверцы, без устали фотографирует его беседу с Неклясовым и Анцыферовым.
– Нас снимают?
– повернулся он к Неклясову.