Банда - 3

Пронин Виктор Алексеевич

– Да, - кивнул Неклясов.
– Если выживешь. Смотрите, что получается... Мы уж говорили об этом, но я снова вернусь к любимой теме... Прокурор у нас есть, судья есть, преступник есть, - Неклясов показал на привязанного к сосне Ерхова.
– Хочешь быть его адвокатом?
– спросил он у Бильдина.

– Защищать человека, который отрезал мне уши?

– Я не предлагаю, спрашиваю... Хочешь или нет?

– Не хочу.

– Слышишь, Славик?
– громко крикнул Неклясов, обращаясь уже к Ерхову.
– Никто не хочет тебя защищать. И сам ты не сможешь... Как нам быть?

– Пейте водку, - донеслось от сосны.
– Только это вам и осталось.

– Нам еще кое-что осталось.

– Пейте водку, смелее будете...

– А тут смелости и не надо, - ответил Неклясов, и все почувствовали, что он заводится. Явно истеричные нотки появились в его голосе, назревал срыв. На него посмотрели не столько удивленно, сколько настороженно, опасливо. Обернувшись к своим ребятам, Нсклясов махнул рукой и снова повернулся к гостям.
– Значит, говоришь, будет суд?
– угрюмо спросил он у Осоргина.

– А как же, Владимир Аркадьевич?! Тут уже ничего не зависит ни от вас, ни от меня. Машина заработала.

– И все только потому, что этот сучий потрох оказался слишком разговорчивым?
– Неклясов кивнул в сторону Ерхова, который к этому времени почти скрылся в сумерках и еле выделялся темным пятном у основания сосны.

– Ну, это один из факторов.

– А второй?

– Есть порядок судопроизводства, - попытался было Осоргин смягчить разговор и уйти в теоретические рассуждения, но Неклясов резко его перебил.

– Второй фактор сидит рядом с тобой, Жора. Этот хмырь безухий, банкир недоделанный! Он ведь тоже дал показания!

– Показания дали многие...

– Он потерпевший, да? Пострадавший? Любимых ушей лишился, да? И готов рассказывать об этом до конца жизни, да? Ну что ж, пусть рассказывает до конца жизни... Ждать осталось недолго.

– Вы хотите сказать, - начал было Бильдин, но Неклясов перебил и его.

– Заткнись. И слушай. И вы все слушайте... Суда не будет. Назову причины, почему суда не будет, - Неклясов замолчал, глядя, как мимо стола прошел к сосне его парень, неся в руках чем-то наполненную трехлитровую банку. Прошел и скрылся в темноте у сосны. Все сидели, почти не видя друг друга, лишь контурами выделяясь на снегу.
– Суда не будет, потому что ты, Жора, откажешься вести заседание... Из уголовного дела пропадут несколько важных доказательств...

– Как они могут пропасть?
– удивился Осоргин.

– Ты их оттуда вытащишь.

– Я?
– отшатнулся Осоргин.

– Ну, не я же, - усмехнулся Неклясов. И опять замолчал, провожая взглядом еще одного парня, который тоже прошел к сосне. Ветерок, дохнувший в сторону стола, донес явственный запах бензина. Но стояла тишина, да и Неклясов говорил нечто совсем уж дикое, и поэтому, наверно, никто не обратил внимания на передвижения парней, на запах бензина, который становился все сильнее.

– И что же меня заставит так поступить?
– нервно спросил Осоргин. Что меня заставит?

– А ничто, - Неклясов пренебрежительно махнул рукой.
– Сам все сделаешь, и подсказывать не придется.

– Вы уверены?
– Осоргин попытался усмехнуться, но ничего у него не получилось, улыбка вышла какая-то неуверенная, скорее гримаса, а не улыбка.

– Точно так же уверен, как и в этом недорезанном банкире... Он тоже не явится на суд. И от всех своих показаний откажется. Напишет заявление, что следователь сам все придумал, а его попросту заставил подписать. Следователь яйца ему дверью зажал и давил до тех пор, пока он не подписал.

– Ерхов тоже будет молчать?
– спросил Анцыферов. Как бывший прокурор, он сразу оценил ход мыслей Неклясова, его замысел, и уточнил главное.

– Да, Ерхов будет молчать, как могила, - Неклясов поднялся из-за стола.
– У кого есть спички?

Спички протянул Осоргин, он растерялся больше всех. Остальные насторожились, дали себе внутреннюю команду сжаться и молчать, а он еще не успел. И, вынув спички, протянул коробок Неклясову.

– Спасибо, - сказал тот, улыбаясь.
– Ты мне очень помог, Жора. Очень тебе благодарен. Сейчас верну, - подойдя к сосне и остановившись в двух метрах, Неклясов чиркнул спичкой и, не дожидаясь, пока она разгорится, бросил. И в туже секунду у сосны с гулом вспыхнуло пламя. Все, сидевшие за столом, оцепенели от ужаса - в центре пламени судорожно дергался человек. И молча, самое страшное было в том, что он не произносил ни звука, молча извивался в огне всем телом.

Анцыферов вскочил первым, подбежал и только тогда понял, почему молчит охваченный пламенем Ерхов - его рот был плотно перетянут широкой липкой лентой. Глаза его метались, умоляли, тело извивалось в огне, но лента не позволяла ему даже открыть рот.

Анцыферов остановился в пяти метрах, рядом стоял Бильдин. Осоргин остался за столом, он не в силах был подняться. Но едва Анцыферов сделал шаг вперед, непроизвольный шаг, чтобы попытаться прекратить это мучение, как на его пути тут же оказался один из амбалов. Второй стоял рядом с Бильдиным. Не отрываясь, все смотрели на пылающего человека, не в силах произнести ни слова, не в силах сделать ни шага. Жутковатое оцепенение охватило всех.

Неклясов медленно подошел к столу, похлопал Осоргина по плечу, как бы предлагая ему очнуться.

– Твои спички, Жора, - он протянул коробок.
– Большое спасибо, ты мне очень помог. Без тебя я бы не знал, что и делать, пришлось бы все отложить...

В воздухе запахло паленой шерстью, жареным мясом, над поляной стоял настой ужаса. Огонь продолжал бушевать у основания сосны, Ерхова уже невозможно было узнать. Лента на его лице обгорела, но он уже не произносил ни звука. Только ноги его непроизвольно еще некоторое время продолжали дергаться с какой-то затухающей ритмичностью. Снег у сосны растаял, и только когда под ноги Анцыферову подтекла черная вода, несущая на себе хвойные иголки, он сделал шаг назад, потом еще один, вернулся к столу. В горячем свете костра бутылки "Абсолюта" посверкивали красноватыми бликами. Анцыферов налил себе полный стакан водки и, стараясь не оглядываться назад, выпил. И тут же рядом, с грохотом опрокинув стол, упал без сознания Осоргин.

Неклясов подошел к Бильдину и остановился рядом, не отводя взгляда от Ерхова. Тот уже не двигался, да и не было уже Ерхова - вместо лица можно было различить только черную головешку.

– Я прав?
– спросил Неклясов.

– Прав, - кивнул Бильдин, глядя на черную скорченную человеческую фигуру, которая продолжала гореть. От нее поднималась густая копоть.
– Суда не будет... Но ты перешел границу, Вовчик... Скорее всего, тебя тоже не будет.

– Ха!
– усмехнулся Неклясов.
– А меня и так уже нет. То, что ты видишь перед собой... Это мертвец. На некоторое время поднялся из могилы и скоро опять уйдет.