Банда
Шрифт:
Махнач проводил взглядом грузовик, поднявший на дороге клубы пыли, постоял, глядя, как Андреи смывает с мотоцикла пыль, оглянулся по сторонам.
— Слушай, — сказал он негромко. — Когда ты выстрелил из этой штуки... Ничего не заметил?
— А что? — резко повернулся Андреи. — Что я мог заметить?
— Ну, понимаешь... В том смысле... Ничего странного не показалось?
— А тебе показалось?
— Когда я оглянулся... Вроде, он упал как-то не так... Не так он упал, понимаешь?
— Как смог, так и упал, — Андреи передернул плечами. — А как ему надо было упасть?
— Как-то
— А как падают от испуга?
— Его отбросило.
— Да ну тебя! — отмахнулся Андрей. — Нормально упал мужик, чего там... Как ему еще падать?
— Что-то тут не то, Андрюша... Посмотри на ребят... А этот истеричный водила... Даже доски свои оставил, побоялся забрать. А как ему без досок? Он же мебель возит... Шкаф затолкнуть, буфет какой-нибудь... Не взял. А Михей как мотанулся к телефону... В машине, помнишь, когда ехали... Ты там что-то рассказывал потешное... Никто даже не улыбнулся.
— Ты тоже не улыбался? — спросил Андрея.
— Понимаешь, я сразу почувствовал, что они взвинченные какие-то... Им не до шуток. Они перепуганы, Андрей, оглянись. В деле были мы с тобой, ты стрелял, я вея... А перепуганы они.
— Черт их знает! — Андрея раздражал этот разговор. Он чувствовал, что Махнач прав, происшедшее имеет какой-то смысл, ускользающий от вето. Да, конечно, он заметил странности в поведении ребят, но объяснял это необычностью всего, что случилось. — Может, они вообще трусоваты? — предположил Андрей, найдя самое простое объяснение.
— Нет, они не трусоваты, ребята тертые... Бывали во всяких переделках. И Жирный, и Михей... Вон машину как обработали... Когти рвали, чтоб побыстрее грузовик со двора выпихнуть. А водило как дергался...
— Слушай, Вовчик, ты на что намекаешь? Скажи прямо, придумаем что-нибудь!
— Да нет, я не намекаю... Но упал тот мужик по-чудному... Так не падают.
Андрей с недоумением посмотрел вслед Махначу, попытался вспомнить подробности всего, что произошло утром, но ничего нового на память не пришло. Направив струю воды на номер, он смыл грязь, которую сам же утром старательно наносил, отодрал два кусочка изоляционной ленты, наклеенный на номер — они превращали тройку в восьмерку, а из девятки делали ноль. Теперь это был истинный номер мотоцикла и никто уже не сможет доказать, что видели его на месте происшествия.
Мотоцикл стоял на небольшом возвышении, и черный ручей стекал за пределы гаража в небольшой овраг, навсегда унося следы утренней поездки. Андрей старался промыть углубления протектора, зная, что грязь на колесах позволяет доказать — именно этот мотоцикл был какое-то время в этом месте. Вода, унося песок, как бы отмывала душу, очищая ее от слабых угрызений совести, от боязни разоблачения. Андрей не просто мыл мотоцикл, он смывал с себя ощущение вины. Очищался и мотоцикл, это уже было не серое механическое сооружение с фальшивым номером — проявились никелированные части, вспыхнул красным цветом бак, заиграли на солнце фара, габаритные фонарики, заискрились спицы, проступили мордашки наклеенных на бак красоток.
Но слова Махнача не забывались. Андрей снова и снова вспоминал падающего после выстрела человека, его удивленное лицо. Андрей видел того человека шагающим, потом расширенные глаза, грохот выстрела, человек отшатывается, падает... А дальше их бросило к забору, но Махнач успел вырулить, и, проскочив переулок, они по приготовленной доске въезжают в кузов грузовика..:
Сзади приблизилась чья-то тень. Оглянувшись, Андрей увидел Подгайцева. Тот внимательно наблюдал за работой, но был в его глазах еще какой-то смысл, он не просто интересовался, хорошо ли отмывает Андрей мотоцикл.
— Ну как? — спросил Андрей, ощутив неловкость.
— Ничего. Колеса лучше промывай. Чтоб от того переулочка не осталось ни единой песчинки. Номер поправил? Хорошо... Протри бензином, чтобы следов ленты не осталось. И шлем вымой, на всякий случай.
— Зачем?
— А затем, мой мальчик, что когда тебя заподозрят в чем-нибудь и твой номер отдадут на экспертизу, и твой шлем, и тебя самого станут просвечивать да прощупывать..
— Думаешь, будут прощупывать?
— Чего не бывает, — криво усмехнулся Подгайцев и опять не понравилась Андрею его улыбка — был, все-таки был в ней второй смысл, в чем-то опасный. — На всякий случай. Не помешает. И тебе спокойнее, и всем нам не так страшно. Да, где обрез?
— А вон, — Андрей показал на обрез, лежащий на скамейке у здания конторы. Освещенный солнцем он хорошо выделялся на фоне выгоревшей доски.
— Ты что?! Быстро!
Андрей не успел удивиться резкой перемене в тоне Подгайцева, не успел даже обидеться — какая-то сила заставила его броситься к скамейке. Нагретые на солнце стволы обжигали ладонь. Переломив обрез, он вынул две горячие латунные гильзы.
— Забудь, что он был у тебя и не вздумай никому о нем напомнить. Даже мне, понял. Чтоб я и не слышал о нем ни слова, — и, прихватив обрез, Подгайцев заторопился в контору.
В окно было видно, как он набирает номер телефона. “Кому это он все время докладывает?” — подумал Андрей, возвращаясь к мотоциклу. Что-то они в самом деле засуетились. Ну, сделали дело, вернулись в целости и сохранности, без потерь в живой силе и технике... Что же их так растревожило? Да еще Вовчик со своими опасениями...
— Кончай, — услышал он голос Подгайцева за спиной. — Хватит мыть. Теперь вот что... Садись на мотоцикл и погоняй по грунтовке минут десять.
— Зачем, Михей?
— Слишком чистый он у тебя. Нельзя, чтоб он был таким чистым. Вроде специально отмывал.
— Но ты сам сказал...
— А теперь говорю другое! Садись и прогони несколько километров. Чтоб была на нем пыль, грязь, но не из того дурацкого переулка.
— Поеду домой — запылится, — беззаботно ответил Андрей.
— А я говорю — сейчас! — сорвался на крик Подгайцев. — Понял? Сию минуту! — его длинные волосы, взмокшие еще в грузовике, не просохли, узко поставленные глазки горели злобой, но в них явно проступал страх.
— Что-то ты, Михей, плывешь, — озадаченно проговорил Андрей, откатывая мотоцикл от крана.