Бар на окраине
Шрифт:
— Ну надо так надо, — вздохнула, наконец, Надя. — Жаль, конечно, что нельзя отложить визит к бабушке на завтра, ну что ж поделаешь… А как дела в библиотеке?
— В какой библиотеке? — спросила я, завинчивая крышку.
— Понятно, — вздохнула Надя еще горше, — я навещу тебя на днях. Привезу травки кое-какие, будешь заваривать. Это, похоже, переутомление. Будь осторожна! И счастливого пути…
— Все будет хорошо, — успокоила я Надю.
Сама я была в этом совсем не уверена.
В ответ раздались укоризненные короткие гудки.
ГЛАВА 40
К
Наручные часы показывали уже 23.41, а поезда все не было. Щуря глаза, я стала пристально вглядываться в непроглядную темень, откуда он должен был появиться. Наконец, вдали засветились огоньки фар, и послышался приближающийся мерный стук колес. Через минуту электричка, замедляя ход и призывно гудя, проплыла мимо длинной гусеницей, и самый последний ее вагон остановился напротив моей озябшей одинокой фигурки. Испачканные чем-то двери распахнулись, и я, с трудом взобравшись на высокие ступеньки, побрела в пустое полутемное нутро вагона и села у окошка. Кроме меня в вагоне никого не было.
Не успела я, сдерживая тяжесть на сердце, усесться поудобнее, как электричка тронулась, мимо медленно проехал тусклый фонарь, потом промелькнуло маленькое здание вокзала, и по краям рельсов стеной возникли густые темные деревья.
В телефонных наушниках играла медленная песня Depeche mode «Sister of night», она текла, как тихая вода, и ее ласковое течение согревало мое продрогшее тело.
Под ее успокаивающее звучание я начала незаметно клониться ко сну, когда вдруг ощутила легкий толчок в бок. Приподняв с плеча голову, я разглядела в полумраке толстую проводницу в синей униформе.
— Билет, — коротко гавкнула она.
Я извлекла из кармана рюкзака мятый бумажный прямоугольничек.
— До Левкоево?.. — удивилась она, поднеся его к глазам. — И что ты там забыла, девонька? Это далеко-о! Почти два часа ехать!..
Я кивнула.
Проводница сочувственно взглянула на меня, одиноко сидящую в темном вагоне, и хотела что-то сказать, но передумала. Потом перевела взгляд на часы, и глаза ее начали вылезать из орбит.
— Уже без пяти двенадцать! — возгласила она и с выпученными глазами метнулась к выходу, крикнув на бегу: — Я сейчас!
Она, действительно, скоро вернулась с бутылкой шампанского и двумя пластиковыми стаканчиками.
— Надо желание загадать, — затараторила она доверительно, — написать на бумажке всего одно слово, но самое-самое важное, поняла? Всего одно! Потом быстро сжечь ее, пепел бросить в бокал…, - она усмехнулась, — и выпить, пока часы бьют полночь.
Я растерянно замерла со стаканчиком в руке.
— Обязательно! — приказала она.
— Но у меня нет ни бумаги, ни ручки… — начала я сдаваться под ее напором.
Проводница вытащила из кармана обломок карандаша и протянула мне.
— Сойдет. Напиши прямо на билете.
— А где часы, которые будут бить полночь?.. — задала я вопрос на засыпку.
Но она оказалась крепким орешком и не отступила.
— Пиши быстрей! Мои точные! А то я сама не успею…
Я быстро нацарапала на обратной стороне билета одно заветное слово и чиркнула зажигалкой. Маленькое пламя озарило потертые желтые сиденья старого вагона.
Пепел посыпался в стакан.
— Пей! — торжественно провозгласила проводница и, вырвав у меня карандаш, начала строчить что-то на клочке бумаги. — Представь, что часы уже бьют!
И она стукнула своим стаканом о мой и зычно закричала:
— С Новым годом!
Повинуясь ее распоряжениям, я залпом выпила шипучий напиток с пеплом и, поперхнувшись последним глотком, глухо закашлялась.
Она тоже выпила свою порцию, потом рассмеялась и протянула пухлую руку.
— Рита.
— Арина, — я тоже почему-то рассмеялась сквозь выступившие слезы.
— Теперь твое желание непременно сбудется! — уверенно сообщила Рита и добавила: — И мое тоже.
Она разлила еще по одной порции, мы снова выпили, и она спросила:
— А чего это ты в Левкоево собралась? Одна, в такую ночь… Там ведь от станции до деревни еще пешком километра два…
Я почувствовала, как сердце стягивают железные тиски.
— Ой! — вдруг закричала Рита. — Станция!
И, размахивая бутылкой, сломя голову побежала к дверям вагона.
Я опять осталась одна. Вздохнув, включила убаюкивающую песню и стала смотреть в темноту за окном, ощущая обнимающий ноги холод.
И вспоминая о том слове, которое было написано на обратной стороне билета.
Это было слово «Остаться».
Если бы у меня было хоть чуточку больше времени на раздумья, я написала бы какое-нибудь другое, более точное слово, например, «жизнь» или «выжить». Но в тот момент я написала первое, что пришло в голову — Рита меня очень торопила.
Под словом «остаться» я имела в виду, остаться в живых.
А как расшифруют его там, наверху, те, кто должен исполнить мое желание?..
Рита больше не вернулась, и все два часа я просидела одна у темного холодного окна, время от времени одолеваемая дремотой. Монотонные песни, льющиеся из наушников, укачивали меня, как в люльке.