Бар на окраине
Шрифт:
— Не «зачем-то», а затем, что ее по полу топтали, — обиделась певица и, докурив, сплюнула в снег. — Да ну вас!..
И она исчезла, громко хлопнув дверью. Мы с Вовкой опять оказались один на один. Накинув куртку, он закурил и улыбнулся мне. Но я хорошо помнила ощущение в ладони тяжелого металла, изрезанного странными метками. И помнила, что этот нож раньше лежал на кухонном столе. Как он оказался в кармане у Вовки?.. И зачем он ему?..
Дверь вновь хлопнула, и на порог вернулась Лилька. Не говоря ни слова, она потянула меня за собой.
Мы оказались
— Молодой да кудрявый вас приглашает на бостон, — растягивая слова, произнесла она, наконец.
— Спасибо за шубу, — поблагодарила я.
Лилькино лицо просветлело.
— Ну вот и дождалась я «спасиба», — фыркнула она.
Чуть затормозив ход, я искоса взглянула на нее. Сомнения опять прокрались в душу, выворачивая ее наизнанку. Отнесла шубу, чтоб ее не топтали… Кажется такой искренней… Может, это она?..
Хмель сделал меня расслабленной, и я совсем забыла об осторожности и о том, что никому нельзя доверять. Почувствовав вдруг прилив безграничного доверия, я открыла рот и вся подалась к ней, такой приветливой, открытой, милой, чтобы поведать о том, что глодало мою душу много дней, точило ее, не давало спокойно дышать и жить…
— Знаешь… — пролепетала я, клоня голову на ее плечо.
— Что?.. — с любопытством шепнула она мне в тон, приникнув ухом к моим губам.
И этот шепот вдруг опалил меня с головы до пят, как удар молнии.
Мы уже дошли до двери каморки и стояли как раз перед ней. И я вспомнила, как шептали те двое…
Только тогда я находилась по ту сторону двери.
И этот Лилькин шепоток, произнесший «Что?..», вдруг показался так похожим на тот, сказавший: «А если она поймет, что к чему?! А время-то близко уже…»
И на тот, что оправдывался в ответ…
И я остановила на полуслове начатую было фразу.
Но все-таки горькое вино неуклонно действовало на меня как таблетка правды — меня прямо-таки тянуло выложить Лильке все. Несмотря на пронзившее меня подозрение, что тогда, на лестнице, была она…
Лилька придержала за талию мое спотыкающееся тело и прислонила его к крашеным перильцам. Потом снова нагнулась ко мне и шепнула:
— Ну так что ты хотела мне сказать?
Ощущение от шепота на сей раз притупилось, и он уже не сразил меня молнией, а лишь тронул какие-то далекие струны памяти. Внезапно я почувствовала, как устала от подозрений, от своих видений, от копаний в недрах сознания, устала следить, прикидывать, сопоставлять, и — бояться, бояться, шепота, шороха, собственной тени…
Сейчас я поделюсь с ней, и мы разделим этот груз пополам. Ведь это все-таки она. Я в этом уверена!
Лилька смотрела с любопытством, прищурив глаза-льдинки.
— Я долго думала, — начала я, — и хочу тебе открыться…
Ее глаза впились в меня, а слух напрягся, ловя слова, которые терял мой слабеющий голос.
— Я искала… искала того, кто… и теперь я уверена, что…
— …Пойдем, нечего тут торчать, простынешь! — спускающийся сверху Вовка, от которого веяло свежим морозцем, вдруг выхватил меня из объятий
— Ты что лезешь?! — разозлилась та, с силой дергая меня за полушубок. — У нас свои женские секреты!
Я внезапно вспомнила нож в его кармане. Зачем он помешал нам? Вдруг сознание мое прояснилось, и все стало очевидно как белый день. Я нашла человека! Я, наконец, нашла его: это — Лилька. Она так же, как я, находится в плену этих существ, только не подозревает об этом. Она не знает, кто они. И все принимает за чистую монету. И сказания тети Лиды о «Мосфильме», и преображения дворника… Всему верит, простая искренняя девчонка. И год рождения у нее, кстати — 1984-й. Не вызывающий никаких сомнений!
А вот Вовкину дату рождения я не знаю… И вообще! Сознание вдруг разъярилось и выплеснуло все то, что я так тщательно оберегала от своего всестороннего анализа. Анализа всего и вся, кроме Вовки. Я вспомнила его куртку, лежащую за стойкой. Где он был тогда? Где прятался? Зачем он в то утро остался в баре? Вспомнила его внимательный взгляд, от которого останавливалось сердце. «Самарканд и Бухару». И этот нож…
— Отстань! — резко дернулась я от бармена, и рукав полушубка затрещал.
— Не отстану, — вдруг произнес он, смягчаясь. — Пошли танцевать, нечего торчать на лестнице!
И добавил шепотом, нагнувшись к моему уху:
— Прошу тебя!
И его шепот вдруг тоже показался похожим на тот, под дверью!
Я остолбенела. Вовка меж тем ловко снял с меня многострадальный беличий полушубок и сунул Лильке.
— Кинь, пожалуйста, куда-нибудь, свет мой. И не сердись, праздник же!
И Вовка ласково улыбнулся застывшей с полушубком в руках певице.
Ничего не понимая, я, как переходящее знамя, переместилась в объятия Вовки и закружилась с ним в медленном танце.
Ладно, думаешь, ты хитрее всех? Танец кончится, и я скажу ей все, что знаю — про тебя и про всех остальных. Она, похоже, совсем ни о чем не подозревает и даже не замечает, как помолодел Про…
Мысль замерла на полпути наружу. Потому что танец кончился, и я увидела стоящего посреди зала и восхищенно взирающего на меня дворника.
С реденькими волосенками, сгорбленной спиной и заискивающей улыбкой не очень здоровых зубов.
В простеньком свитере в полоску.
… — Поднимите Арину! — услышала я над собой встревоженный голос Ивана Ильича и, открыв глаза, увидела, что стремительно сползла по Вовке на пол и теперь сижу, тараща глаза на обступающих меня коллег.
— Ей выпить надо! — раздался откуда-то сверху уверенный голос поварихи, и передо мной возникла знакомая рюмка.
— Надо, надо… — прошелестело вокруг, и в мой открывшийся рот выплеснулось алое содержимое рюмки.
Сил в теле сразу прибыло. Я без посторонней помощи поднялась на ноги и оказалась перед Таней.
— Ариша, милая, это от усталости! А ты не трепи ее, видишь, голова от твоего танца закружилась! — обратилась она к Вовке.
Ласково причитая, Таня отвела меня в уголок и вынула что-то из коричневой сумочки, украшенной бисером.