Бархатный дьявол
Шрифт:
Мы достигаем лестничной площадки, которая выходит на лабиринт роскошных коридоров с ковровым покрытием. На стенах портреты. Все мужчины и женщины в них до ужаса похожи на Исаака и, с содроганием замечаю, на моего жениха.
Эдит идет по крайнему левому коридору, шаркает на полпути и указывает на комнату. — Вот вы здесь, мадам, — говорит она, придерживая передо мной дверь.
Я вхожу в комнату в оцепенении.
Почему я должна ожидать чего-то меньшего, чем великолепие? После величия входа и фойе, казалось бы, шок прошел, но от комнаты все равно захватывает дух.
В
Это колоссальная круглая комната. Стены обшиты панелями в викторианском стиле, каждый край четкий и окрашен в темно-зеленый цвет морской волны, который, кажется, плывет перед моими глазами. Камин вырезан из чистейшего белого мрамора.
Перед ним стоит пара кожаных кресел с раскладывающимися спинками, а над ним каминная полка, заставленная книгами с позолоченными краями. Глядя на все сверху, мантия представляет собой раскинувшийся масляный ландшафт болот.
Пасмурно, угрюмо, мечтательно. Почти наверняка прижизненное достижение какого-нибудь известного мастера-художника, чье имя я никогда не могла произнести.
У кровати балдахин, задрапированный прозрачным тюлем, хотя портьеры подвязаны золотой веревкой, открывающей вышитое одеяло и достаточное количество подушек, чтобы использовать новую каждую ночь в течение нескольких месяцев подряд.
Прямо напротив камина стена снова ломается, открывая пару окон и балкон Джульетты. Он выходит во двор за поместьем, такой зеленый, что у меня начинает пульсировать в глазах.
— Ну… трахни меня, — выдыхаю я.
Я вздрагиваю, как только слова вылетают из моего рта. Это место может подойти для леди, но, видимо, мои манеры не совсем подходят. Я виновато смотрю на Эдит.
Она застенчиво улыбается мне. — Довольно милая комната, не правда ли, мисс Камила?
Я хмурюсь. — Ками в порядке.
Ей сразу становится не по себе от этого. — Ну, у вас есть собственная ванная комната прямо там, — говорит она мне, указывая на кремовую дверь в другом конце комнаты. — И в вашем гардеробе есть скромный выбор одежды, которую вы можешь носить на данный момент. Мы подготовим для вас новые вещи, как только вы будете готовы, а пока я взяла на себя смелость подобрать для вас платье на сегодняшний вечер.
Я сразу же прекращаю таращиться и поворачиваюсь к ней лицом. — Прости, сегодня вечером?
Она заламывает руки перед собой. — О да, мадам. На ужин.
— Ужин? — Возможно, я звучу как идиотка, но я хочу убедиться, что правильно расслышала. Потому что она не сказала «ужин», как будто это было просто время дня, когда вы едите.
Она сказала «ужин», как будто это было свидание.
— Конечно, сегодня вечером вы ужинаете с мистером Исааком.
Я злюсь и не скрываю этого.
— Конечно, нет! — говорю я со всей непреклонностью, на которую способна. — Ты можешь спуститься и сказать ему, что принуждение меня выйти за него замуж не означает, что я собираюсь подыгрывать этому безумному фарсу, который он здесь затеял. Он женился на заключенной, а не на сообщнице.
Я подхожу к одному из кресел и плюхаюсь вниз, все еще в свадебном платье.
— Он может пойти
Эдит стоит на месте, ожидая кульминации. Но это не шутка. А если и есть, то очень, очень несмешно.
Когда я даже не моргаю, она приходит в себя, пятится из комнаты и с кротким щелчком закрывает дверь.
Как только она уходит, я сбрасываю эти чертовски неудобные каблуки и подгибаю ноги под себя.
В очаге потрескивает небольшой огонь. Ровно столько, чтобы отбрасывать сияние тепла на фоне надвигающегося лондонского мрака. За моим окном сгущаются тучи, и как раз по сигналу, как и сказал Богдан, дождь начинает целовать стекло.
Мои глаза блуждают по комнате. Теперь, когда шок от общей картины прошел, меня поражают маленькие детали. Точеные лошади скачут вверх и вниз по столбикам кроватей. Изысканная оборка абажура. Блеск письменного стола.
Но это книги, к которым я возвращаюсь снова и снова. Я не могу помочь себе. Это зависимость, которую я не могу бросить на всю жизнь, независимо от того, где я нахожусь, как и почему.
Итак, несмотря на миллион и еще одну вещь, на которой я должна сосредоточиться, я подхожу к очагу и осматриваю коллекцию.
— Анна Каренина — первое название, на которое я останавливаюсь.
Конечно, Исаак говорил мне, что Толстой был одним из его любимых авторов.
Я провожу пальцем по другим. Мэнсфилд Парк. Любовник леди Чаттерлей. Великий Гэтсби. Влюбленная женщина.
Мой палец зацепился за одну из них — или, может быть, зацепился за меня, я не совсем уверена. Я задыхаюсь, вытаскивая ее и открывая первое издание «Маленьких женщин» в твердом переплете.
С головокружением я снова падаю в кресло, открываю книгу и снова погружаюсь в мир, в который попадала снова, и снова, и снова на протяжении всей своей жизни.
И на какое-то время я могу забыть.
10
КАМИЛА
Я тяжело всхлипываю, когда дверь открывается без предупреждения и входит Исаак.
Он встает передо мной, небрежно прислонившись к каминной полке, и ухмыляется, от чего мои яичники дрожат.
— Извини, что прерываю вас двоих, — растягивает он.
Я захлопываю книгу и кладу ее рядом с собой.
— Эдит сказала, что в ответ на мое приглашение на ужин ты сказала несколько слов, — добавляет он.
У него такая манера наблюдать за мной. Как будто он замечает каждое мое движение.
Запоминание. Видеть во мне то, что никто другой никогда не видел и никогда не увидит.
— Это ты бы назвал «приглашением»? — возражаю я. — Опять же, я думаю, ты назвал это похищение «свадьбой», так что, возможно, ты просто не знаешь, что означают эти слова.
— Ты недовольна платьем?
Я прищуриваю на него глаза. — Я тебе кажусь мелкой, пустоголовой куклой?
— Приношу свои извинения, — говорит он, хотя в его тоне нет ничего даже отдаленно извиняющегося. — Я просто хотел убедиться, что тебе комфортно.