Бархатный дьявол
Шрифт:
— Я плакала неделю, когда они заменили Эрика, — мягко говорит она. У меня такое чувство, что она куда-то идет с этим. — Я видела его, может быть, раз в пару месяцев после того, как меня перевели в Англию, если что. И раньше я страстно желала его визитов, потому что это означало, что я могла сесть лицом к лицу с настоящим человеком и поговорить по-настоящему. Я могла быть собой. Я могла сказать правду. Я могла выплеснуть ярость и заплакать. А он сидел и слушал. Он говорил мне, как несправедливо, что моя жизнь рухнула
Ее голос дрожит. Она сжимает в кулаке салфетку на коленях.
И впервые сегодня я хмурюсь.
— Я никогда не хотел, чтобы это случилось, ты же знаешь.
— Той ночью ты можешь заявить о своей невиновности, — говорит она. — А как насчет сегодняшнего утра, когда ты украл остаток моего будущего, женившись на мне?
Я не собираюсь объяснять свои рассуждения. И я не собираюсь просить прощения.
— Ты бы предпочла, чтобы я позволил тебе выйти замуж за моего кузена?
— Все, что у меня есть, — это твое слово против его, — говорит она. — И давай посмотрим правде в глаза: мне вообще нельзя разговаривать с ним, не так ли?
— Хочешь поговорить с Максимом?
— Я хочу поговорить с Алексом! — плачет она в отчаянии. — Это человек, за которого я согласилась выйти замуж.
— Он фантастика, — рычу я. — Его, блядь, не существует. «Алекс Ройстон» — не более чем мираж, который исчезнет в тот момент, когда ты распишешся на пунктирной линии.
— Опять же, — говорит она, повышая голос, — это твоя история. Все, что я слышу, это твоя версия вещей. У меня не было возможности узнать чье-либо мнение.
— И ты не будешь, так что перестань спрашивать. Если ты думаешь, что я подпущу Максима к тебе…
— Это не твое чертово дело! — яростно прерывает она.
Если она боится меня, то чертовски блестяще скрывает это. Эти зеленые глаза — чистый огонь.
Как будто она чертовски создана для меня.
— У меня есть право решать, с кем я хочу поговорить и куда я хочу пойти, — добавляет она. — У меня есть право решать, за кого я хочу выйти замуж.
Я немного наклоняюсь к ней. — И ты хочешь выйти за него замуж, да?
— Он обещал мне безопасность, — огрызается она. — И безопасность. Шанс для меня вернуться домой и, наконец, увидеть… — Она замолкает на полуслове, ее щеки снова краснеют.
— Наконец-то увидеть кого?
— Мою семью, — говорит она, ее голос колеблется на грани краха. — Моя сестра, мои племянники. Я не видела их много лет! Я не видела, как они растут. Я не была там, чтобы… чтобы уложить их в постель… — С ее губ срывается всхлип, и она от стыда отводит от меня свои дикие заплаканные глаза.
— Камила…
— Не надо! — она говорит. — Не делай этого. Не произноси мое имя так, как будто ты меня знаешь.
— Я тебя знаю.
— Один разговор не делает нас друзьями,
Одинокая слеза вырывается на свободу и стекает по ее щеке. И эта слеза… Черт.
Вид этой одинокой слезы что-то делает со мной. Что-то совершенно неожиданное.
Меня это чертовски бесит.
Неужели она не понимает, от чего я ее спас? Неужели она не понимает, что я только что вернул ей жизнь?
— Ты расстроена, — холодно говорю я. — Поднимись наверх и отдохни.
— Перестань командовать мной. Ты забрал у меня достаточно, даже не пытаясь украсть мою свободную волю.
— Это то, что, по-твоему, я сделал?
— Не так ли?
Эти зеленые глаза блестят в свете люстр, висящих над головой.
— Я не свободна, да? — она говорит.
— Хочешь свободы? — Я спрашиваю. — Отлично. Я дам тебе свободу.
Затем я выбегаю из столовой, оставляя Камиллу с недоеденной едой.
13
КАМИЛА
— Я не понимаю.
— Ты и я оба, — вздыхаю я.
Бри так долго смотрит на меня, что я на секунду задаюсь вопросом, не замер ли экран.
— Ты с ним. Онн его?
— Она его.
— Ну, трахни меня боком.
Я должна улыбаться при этом. Бри перестала ругаться, когда у нее родился Питер, тринадцать лет назад. Но если когда-нибудь и будет время вернуться к этому, то это будет прямо сейчас.
— Значит, дом, в котором ты сейчас находишься, принадлежит ему?
— Бри, сосредоточься.
— Извини. Я просто пытаюсь обдумать это.
— Ты и я оба.
— Перестань так говорить, — огрызается она.
— Извини.
— Нет, нет, прости, — быстро говорит она. — Я просто… ошеломленна. И волновалась. Ками, это похищение.
— Технически да.
— И юридически, морально, духовно, психологически… я могла бы продолжать.
— Я понимаю. Но Бри, он не причинил мне вреда.
— Еще! — визжит она. — Еще!
— В том-то и дело, — говорю я. — Не думаю, что он собирается.
Она останавливается и бросает на меня странный взгляд. — Ками…
— Что?
— Ничего. Я просто пытаюсь кое-что выяснить.
— Я бы хотела, чтобы ты этого не делала.
— Ками, у тебя все еще нет чувств к этому мужчине, не так ли? — выпаливает она.
В итоге у меня получается блестящее впечатление от золотой рыбки. Губы бесполезно хлопают, не произнося ни слова.
— Это… это нелепый вопрос.
— Это? — она спрашивает. — Потому что тебе потребовалось около десяти световых лет, чтобы ответить на очень простой вопрос с очень очевидным ответом.
— Он ответственен за все плохое, что произошло в моей жизни за последние шесть лет, — напоминаю я ей.