Бархатный дьявол
Шрифт:
Я поднимаю брови. — Мы выросли в очень разных мирах.
Он ухмыляется. — Очень.
— Каким было твое детство? — спрашиваю я внезапно.
Тихий осторожный голосок в моей голове предостерегает меня от этого разговора. Чем больше я узнаю о нем, тем больше я его знаю. Он начнет превращаться из карикатурного злодея в трехмерного человека.
Он перестанет быть зверем и превратится в человека.
Я боюсь, что и так попаду в кроличью нору.
Но вопрос сейчас там, и я не могу взять его
— Это было… уникально, — отвечает он.
— Вау, — саркастически протягиваю я. — Спасибо за щедрые подробности. Действительно рисует картину.
Что я делаю? Мне даже не нужны подробности. Его жизнь меня не касается. Так же, как моя жизнь не принадлежит ему.
— Ты не сможешь понять мое детство, — говорит он.
Я фыркаю. — Ты бы тоже не смог относиться к моему. Взросление на Среднем Западе может показаться испытанием на выживание.
Он смеется. — Может быть, тогда мы сможем относиться друг к другу больше, чем мы думаем.
Мы мгновение смотрим друг на друга, оба улыбаемся. И в пространстве одного вдоха это происходит. Как мерцание оптической иллюзии, когда ты впервые видишь скрытую картинку и уже никогда не сможешь вернуться к прежнему образу жизни.
В этом дыхании он не похож на Чудовище, которое разрушило мой мир.
Он просто похож на Исаака.
Я вырываюсь из него с сердитым рычанием. Вот я сижу напротив тюремного надзирателя, рассказываю истории из детства и улыбаюсь? Почему?
Потому что у него самые красивые, насыщенные глаза, которые я когда-либо видела?
Потому что его улыбка заставляет мой желудок делать сальто назад?
Потому что память о его губах все еще горяча на моем теле?
Я чертовски жалкая во всех смыслах этого слова. Джо Марч было бы стыдно. Мне стыдно.
— Куда ты пропала? — он спрашивает.
Я сосредотачиваюсь на нем. — Что?
— Ты только что ушла куда-то в темное место.
Мои глаза сужаются в щелочки. — Моя голова — единственное личное пространство, которое у меня осталось. Так что я лучше оставлю свои мысли при себе, если ты не против.
Он выглядит удивленным. — Осторожно. У меня от тебя травма головы.
— Кто бы мог подумать.
Он вздыхает. — Сегодня я снова подключу твою телефонную линию, — говорит он. — Это тебя успокоит?
— Не за горами, — огрызаюсь я. — Но это начало.
— Это все, что я могу дать тебе прямо сейчас.
Я качаю головой и встаю на ноги. — Это самая неприятная часть, — говорю я ему.
— Ты предлагаешь мне крохи, и я все еще благодарна. Я должна быть такой, потому что слышать их голоса… это дает мне жизнь в мои плохие дни.
— Это не навсегда, — внезапно говорит Исаак. — Однажды ты снова увидишь их.
— Это обещание?
Его лицо превращается в обычную холодную бесстрастную
— Ты не можешь дать мне даже это, не так ли?
— Я немного занят, пытаясь победить гребаного психопата, Ками.
— Что делает его психопатом, а не тебя?
— Серьезно?
— Да, — говорю, — серьезно. Он хочет того же, что и ты.
— За исключением того, что у меня есть на это право. У него его нет.
— Почему? Потому что ты так говоришь. Я думала, что в Братве все дело в силе, а не в праве первородства?
Его глаза вспыхивают гневом. Я искренне рада, что стол находится между нами. Каждый раз, когда мы ввязываемся в это, я оказываюсь в его власти так, как я жажду и ненавижу одновременно. Он был прав раньше — я до сих пор чувствую его метку внутри себя.
— Ты права, — язвительно говорит Исаак. — Все дело в власти. Всегда побеждает сильнейший. Я думаю, мы увидим, как это закончится.
Тон у него холодный. Легкое движение туда-сюда, которое мы разделили всего несколько минут назад, полностью рассеялось.
Это то, чего я хотела, правда? Я выбрала драку, которая разрушила наше временное перемирие. Поэтому я не уверена, почему я чувствую себя такой разочарованной. Такой одинокой.
И не одинокай в целом. Одинока по … ему.
Чёрт.
— Тебе нужно идти, — говорит Исаак.
Я прикусываю язык, отказываясь возвращаться к спору. Лучше всего так. У нас нет будущего. Как мы можем? я не его жена; Я его пленница.
Поэтому я киваю. — Я как раз собиралась уходить.
27
ИСААК
Через час снова звонит Максим с предложенными подробностями нашей личной встречи.
Я почти не слышу его. Я отвлечен. Все еще пытаюсь собрать воедино звонок, который так внезапно и злобно щелкнул выключателем Ками. Голос Максима — глухой гул в ушах.
— Ты все это улавливаешь, кузен? — он тянет.
У меня нет возражений против всего этого, но я все равно меняю место. Просто для управления элементом аранжировки. Чтобы бросить свой вес, утвердить свою власть во всем этом.
Максим возражает, но в конце концов уступает. Он знает, кто держит карты.
Мы вешаем трубку. Богдан, который ждал на моем диване через несколько минут после того, как Ками вылетела, тут же заговорил.
— Ты правда никого с собой не берешь? — требует он.
— Нет, — твердо отвечаю я. — Это то, на что я согласился.
— Он не сдержит своего слова, — говорит Влад со своего места в дверном косяке.
— Точно! — восклицает Богдан, вскидывая руки вверх. — Наконец-то здесь кто-то говорит разумно.