Бархатный дьявол
Шрифт:
У него всегда была склонность к драматизму. Он получает это от Матери. Такой она была раньше — до того, как Отец медленно высосал энтузиазм из ее личности.
— Я не собираюсь притворяться, что боюсь его. Нет.
— Это все хорошо. Но бесстрашие точно не защитит тебя от целой армии предательских ублюдков.
— Он не собирается приходить с армией.
— Ему это не нужно, — встревает Влад. — Все, что ему нужно, — это пять хороших мужчин.
Я вздыхаю, глядя на Лахлана в поисках поддержки. Обычно он более
— Я согласен, что идти одному рискованно, — говорит шотландец. — Но это уже решено. Дон верен своему слову.
— Спасибо, Лахлан.
— Но я бы тоже не пошел туда голым, — добавляет он.
Я смотрю на него. — Что ты предлагаешь?
— Наверное, то же самое, что сказали ему советники Максима: взять небольшой контингент мужчин. Дать нам примерно милю причала. Если что-то пойдет не так, мы приедем быстро.
Я смотрю на Богдана и Влада. — Вы двое довольны этим?
— Дай определение «счастливый», — ворчит Богдан.
Я улыбаюсь. — Откуда эта защитная сторона? — Я спрашиваю. — Я должен быть старшим братом.
Он смотрит на меня. — Максим убил Отца. Что помешает ему убить и тебя?
— Ты действительно думаешь, что я позволил бы позволил ему убить меня?
— Я просто думаю, что иногда ты недооцениваешь Максима. Прошло много времени с тех пор, как мы были детьми. Он не тот человек.
— В этом твой брат прав.
Мы все четверо поворачиваемся в сторону двери, чтобы посмотреть, кто говорил. Моя мать стоит там с мрачным выражением лица.
— Извините, что прерываю встречу, но я хотела бы поговорить с моими сыновьями, пожалуйста.
Влад и Лахлан немедленно уходят. Лахлан закрывает дверь, уходя.
— Это было необходимо? — спрашиваю я, бросая строгий взгляд на мать.
Она вздыхает. — Ты действительно встречаешься с Максимом?
Я закатываю глаза. Фанат-чертовски-тастичен. Еще один человек с информацией, которую я не просил.
— Решение принято, мама, — говорю я, стараясь быть терпеливым. Но между этой встречей и Камилой мое терпение полностью исчерпано.
— Но какой цели это служит? — она все равно настаивает. — Ты собираешься передумать и объявить перемирие?
— Скорее всего, нет.
— Тогда само собой разумеется, что он будет того же мнения.
— Я на это рассчитываю.
— Ты рвешься на драку? — спрашивает она, звуча смутно разочарованно.
— Нет, но я к этому готов.
Богдан делает шаг вперед, вставая между нами двумя. Это была его позиция по умолчанию на протяжении многих лет. — Мама, — говорит он, — я волнуюсь из-за этой встречи так же, как и ты. Но даже я знаю, что покончить с Максимом необходимо для будущего Братвы.
— Все должно быть о Братве? — говорит она со вздохом.
— Мы Братва, — твердо говорю я. — Это у нас в крови. Нет смысла притворяться, что жизнь включает в себя нечто большее.
Она качает головой. — Он бы тобой гордился.
— Почему-то я не думаю, что ты имеешь в виду комплимент.
В ее глазах мелькает искра сожаления. Она всегда умела скрывать свои чувства. А может, я просто не в состоянии объективно ее изучить.
Когда я смотрю на нее, я вижу только женщину, которая пела и целовала синяки Богдана, когда он был неуклюжим малышом.
Если она когда-нибудь пела мне, я не могу этого вспомнить. Я предполагаю, что отец рано положил этому конец.
— Он воспитал тебя сильным доном, — поясняет она. — И это то, что ты есть.
Что-то цепляет мое внимание. Тень в ее выражении, наклон в ее позе. — Мама, — тихо говорю я, — что ты нам не рассказываешь?
Богдан смотрит на меня с хмурым взглядом. Затем он обращает то же выражение на нее.
— Что ты имеешь в виду? Что он имеет в виду? Ты ничего не скрываешь от нас, не так ли?
Сначала она тихая. Созерцательная. Затем она поднимает взгляд с земли и встречается со мной взглядом. — Вы помните дом, в котором вы выросли, мальчики, не так ли? — она спрашивает.
— Конечно, — говорит Богдан.
Я киваю.
— Ну, в какой-то момент там были не только мы. Было время, когда мы все жили вместе. Яков и Светлана жили в одном крыле, а мы с Виталием жили в другом. У меня был ты, Исаак, — говорит она, глядя на меня. — А Максим родился через несколько месяцев. Это должны были быть одни из самых счастливых дней в моей жизни.
— Но? — Я нажимаю.
— Но обстановка в доме была напряженной. Светлана никогда не любила меня. И после того, как у нас родились сыновья, эта неприязнь только усилилась.
— Почему? — спрашивает Богдан.
— Она чувствовала, что ей нужно соревноваться со мной. Ей казалось, что ее всегда сравнивают со мной, но все эти сравнения были в ее голове. Она создала соперничество, которого не должно было быть, и, признаюсь, я сыграла ей на руку. Ее также пугали амбиции Виталия. И возмущалась, что, несмотря на то, что Яков был доном, именно твой отец пользовался мужским уважением и верностью. Достаточно сказать, что в тот момент, когда Якова похоронили, поползли слухи.
— Это древняя история, мама, — перебиваю я. — Мы все это знаем. Мы знаем, что Светлана была пустила эти слухи. Мы знаем, что она отравила Максима против Отца. Против меня. Скажи нам, чего мы не знаем.
Она делает глубокий вдох. Ее взгляд возвращается в прошлое, и она остается там надолго.
— Мне нужно кое-что сказать вам обоим. Я скрывала это от тебя достаточно долго.
Мы с Богданом ждем. В комнате тихо, но воздух словно потрескивает от электричества перед грозой.
— Эти слухи были не просто слухами, — наконец говорит она. — Они были правдой.