Бархатный дьявол
Шрифт:
Она кусает губу. — Это совершенно другой уровень, — признается она, выглядя крайне неловко. — Но ты должен признать, что твои реакции были точно такими же. Глаз за глаз.
— Отец за отца, — болезненно повторяю я.
Я знаю, что лгу, утверждая, что Максим только думает, что мой отец убил его.
Когда на самом деле, теперь я знаю, что он прав. Но признаться в этом вслух — даже Ками — кажется предательством.
И черт его за это. Этот хитрый ублюдок позаботился о том, чтобы внушить мне верность
— Какую историю он тебе рассказал? — спрашиваю я, главным образом, чтобы отвлечься. — Максим, я имею в виду. О себе.
— Он сказал мне, что он бизнесмен.
— Технически верно, я полагаю.
— Он сказал мне, что унаследовал несколько предприятий от своего отца и расширил их с тех пор, как вступил во владение. Он сказал, что у него есть недвижимость по всему миру. Он играл на бирже. Он был богат, он был могущественным, бла, бла, бла. У меня не было оснований полагать, что он не тот, за кого себя выдает. Думаю, я идиотка.
— Откуда ты могла знать?
— Когда я вступила в программу защиты свидетелей, Эрик сказал мне быть осторожной.
Он сказал, что Братва опасна, а их методы нетрадиционны. Тогда я не знала, что он имел в виду.
— Значит, вы с Эриком сблизились?
Она кивает. — В каком-то смысле он был для меня фигурой отца. В тот первый год я просто безостановочно плакала у него на плече.
— Почему?
Она немного вздрагивает, как будто мой вопрос напомнил ей о чем-то.
— Просто… травма от того, что мне пришлось оставить свою жизнь в Штатах. Оставив сестру и ее семью. В первый год я чувствовала себя очень изолированной. Я имею в виду, я никогда не переставала чувствовать себя изолированной. Я просто привыкла к этому.
— Думаю, ты созрела, когда появился Максим.
Ее глаза метнулись ко мне и обратно, в них вспыхнуло легкое неповиновение. — Я не фрукт. Я ни к чему не созрела.
Мне приходится очень стараться, чтобы подавить улыбку. — Если ты так говоришь.
— Я просто… Он был таким настойчивым и в чем-то… напомнил мне тебя.
Сразу же после того, как слова сорвались с ее губ, я знаю, что она сожалеет о них.
Черт, я не думаю, что она даже думала об этом до того, как это вышло. Она выглядит такой же шокированной, как и я.
— Ты дала ему шанс, потому что он напомнил тебе обо мне? — Я нажимаю.
Она выглядит совершенно убитой. — Нет, нет, нет, я… это… я не это имела в виду.
— Значит, оговорка по Фрейду?
Она смотрит на меня. — Забудь, что я это сказала.
— Вряд ли.
Она стонет и закрывает лицо руками. Я же, наоборот, ухмыляюсь от уха до уха. Маленькая kiska провела каждый вздох с тех пор, как я снова застал ее, отрицающую, что наша совместная ночь шесть лет назад что-то
Но теперь это чертовски ясно: я сгорел в ее воспоминаниях, в ее уме, в ее сердце. Она не может избавиться от меня, как бы она ни старалась.
— Сотри это самодовольное выражение со своего лица. Я просто имела в виду, что он тоже был уверенным и настойчивым, — говорит она. — Все это означает, что вы оба привилегированные белые люди, которые не привыкли слышать слово «нет».
— Мне сказать ему это в следующий раз, когда мы поговорим?
— Исаак… — предупреждает она.
Мой член напрягается в штанах. Если бы она только знала, как сильно она меня раздражает своими сверкающими зелеными глазами. Как львица на охоте.
— Ладно, — усмехаюсь я. — Мы будем придерживаться повестки дня.
— Так ты собираешься на встречу?
— Да. Мы уже определились со временем и местом.
— Подожди, когда это происходит?
— Этим вечером.
— Этим вечером? Это… быстро.
— Ни один из нас не хочет давать другому возможность планировать.
— И ты идешь один?
— Как и он.
Она смотрит вперед, на пруд с карпами, окаймленный пышными раскидистыми лозами плюща.
— Могу ли я попросить тебя об одолжении?
— Конечно.
— Могу я пойти с тобой?
Я замираю. — Что?
— Я хочу пойти с тобой, когда ты встретишься с Максимом сегодня вечером.
— Почему?
— Я… мне нужно его увидеть. Поговорить с ним.
И именно так я чувствую, как существующий мир между нами рушится. Она работала над этой просьбой всю эту чёртову беседу?
Я вспоминаю, прочесывая каждое предложение, каждый ответ. Это была часовая манипуляция. И я попался на крючок, леску и грузило, как чертов дурак.
— Исаак?
Я взрываюсь с места и вскакиваю на ноги. Ками просто моргает, явно пораженная моей реакцией. Я бросаю грязную рубашку на землю и поворачиваюсь к ней лицом.
— Послушай, — говорит она, — я знаю, как ты к нему относишься, но…
— Но что? — Я требую. — Но что, Ками? Тебе нужно поговорить с ним? Тебе нужно быть с ним?
Она отшатывается. — Ты понимаешь, что с тех пор, как ты рассказал мне, кто он на самом деле, я не сказала ему ни слова? Он мне ни слова не сказал?
— Как давно ты планировала спросить меня об этом?
Ее брови сведены вместе. — Планировалщ? Я не…
— Не ври мне, черт возьми, — рычу я. — Ты и так на тонком льду.
— Не говори со мной, как с ребенком.
— Ты ребенок, если думаешь, что разговор с Максимом что-то решит.
— И ты придурок, если считаешь, что мне не нужно закрытие.
— Закрытие? — Повторяю, ошеломленный. — Это то, о чем ты утверждаешь? Черт возьми, по крайней мере, приложи немного усилий к своей лжи.