Башня континуума
Шрифт:
— Милый, но нельзя хоть разок обойтись без ужасной драки, — взмолилась она.
— Извини, зайчонок. Отойди. Не хочу, чтобы тебя забрызгало кровью.
Гордон опрометчиво засмеялся, но удар в нижнюю челюсть неимоверной силы, точности и быстроты заставил его захлебнуться смехом. В самый последний миг он успел увернуться, и удар пришелся по касательной, а иначе бы месяца два-три пришлось питаться манной кашей через трубочку. Впрочем, он не замедлил с ответом, и удар под ребра практически вышиб из Кита дух. Поняв, что падает, Кит намертво вцепился в мерзкого хмыря и увлек за собой в царство боли и террора.
Следующие десять минут Виктория наблюдала, как брат и муж, катаясь по полу, мутузят друг друга. В конце концов, она справедливо сочла, что существуют моменты, когда мужчинам стоит предоставить право самим решать ее проблемы, и извлекла всю возможную выгоду из положения, вытряхнув из карманов пиджака старшего брата всю его наличность и кредитки, а у мужа забрав всю его наличность и кредитки, и отправилась по магазинам.
Вернулась Виктория с покупками и четыре часа спустя. К тому времени все закончилось. Как порой случается, подравшись, мальчишки сходу заделались лучшими друзьями. Они сидели на диване, чуть ли не в обнимку, выпивали, курили сигары и обстоятельно обсуждали грядущую конституционную реформу. Кажется, они оба были разочарованы возвращением яблока раздоров, вторгшимся в их теплую мужскую беседу.
— Ты быстро, Виктория, — сказал Кит.
— Меня не было четыре часа!
— Ты купила мне носки? — спросил Гордон, озаряя все кругом себя сиянием своей ослепительной улыбки.
— Носки? — переспросила Виктория, ушам не веря. — Я должна покупать тебе носки? Я тебе не прислуга!
Кит засмеялся и дружелюбно похлопал зятя по плечу.
— Надо нам как-нибудь вместе поужинать. А зачем тянуть кота за хвост? Прямо завтра и поужинаем. Завтра сможешь? Часов в восемь? Отлично. Сходим в какой-нибудь тихий, приятный ресторанчик. Терри будет рада познакомиться. Пойду, я и без того засиделся, а ведь у вас медовый месяц.
— Убери с лица это гадкое, скабрезное выражение, — пробрюзжала Виктория, — я ведь твоя родная сестра. И передай своей глупой курице, что она — глупая курица.
— Уберу и передам, — откликнулся Кит покладисто.
Чмокнул сестренку в атласную щечку, крепко пожал зятю руку и ушел. Хотя тут же вернулся, чертыхаясь, поскольку забыл часы.
— Прошу прощения. Видимо, провалы в памяти — штука заразная.
— Ты уж извини еще разок за трели и тому подобное, — сказал Гордон несколько смущенно.
— Ерунда. Трели как трели. А почему ты такой кислый?
— У меня внутри какое-то странное чувство, — пожаловался Гордон, — никак не пойму, что за чувство такое. Наверное, вчерашний свадебный торт. Крем был несвежий, что ли…
Виктория фыркнула.
— Ничего удивительного, дубина, ты сожрал четыре куска этого жирного торта…
Они замолчали, уставясь на Кита, который заливался радостным смехом, застегивая вокруг запястья правой руки ремешок наручных часов.
— Ты вспомнил что-то смешное, милый? — озадаченно спросила Виктория.
— Да, вспомнил я… много всякого смешного я вспомнил. Мне знакомо это чувство, но оно вовсе не от торта. Клянусь, я сам сначала думал, что от торта, очень уж вкусный был на моей свадьбе торт… я сам умял четыре куска кряду, никогда не меня так не тянуло на сладкое… а потом я понял, что женат.
— Бедный котеночек, — вздохнула Виктория, когда Кит ушел, еще раз пожелав молодоженам счастья, — мы не только не пригласили моего брата на свадьбу, но куска свадебного торта ему не оставили. Только что тут смешного, ума не приложу.
— Твой брат имел в виду вовсе не торт. Он хотел сказать, что мы теперь женаты.
— Как это — женаты?
— Пока не знаю, но, судя по его смеху, это нечто замечательно хорошее.
— Куда ты меня тащишь? — деланно запротестовала Виктория, когда муж подхватил ее на руки и понес в декорированную фиалками и розами спальню для новобрачных.
— Будем играть в нашу любимую игру. В принцессу и свинопаса.
Скоро они вовсю были женаты. Виктория называла мужа деревенским олухом, болваном, мужланом, дураком, кретином, идиотом, тупицей, недоумком, кобелем похотливым и пупсиком. Она никогда не уставала повторять, что со своей громкой фамилией и благородным происхождением могла бы найти в мужья кого-нибудь получше тупой деревенщины из простого народа. Она мигом превратила его уютную холостяцкую берлогу в нечто среднее между будуаром и гардеробной, забив ее шляпками, перчатками и шубками, и понатыкав повсюду капканов и ловушек, которые она жеманно называла антикварными столиками. Она завела кошку и родила сына. Она винила его во всем на свете и постоянно желала знать, где он опять шатался. Она тратила абсолютно все, что он зарабатывал, и, чем больше он зарабатывал, тем больше она тратила.
Гордон называл жену птенчиком. Он всех женщин без разбору называл птенчиками. Он работал до изнеможения. Он был очень умен, блестяще образован, в совершенстве владел латынью и древнегреческим, постиг все тайны юридической казуистики, но постоянно терял носки и время от времени забывал побриться. Он курил сигары и тушил об антикварные столики. Он никогда не говорил жене правды о том, где был. Он любил их ребенка больше всего на свете. Он открыл окно и вышвырнул туда кошку. Он наивно удивлялся про себя, куда деваются абсолютно все деньги. Впрочем, он ни в чем и никогда ее не упрекал. А еще он прекрасно ладил с ее братом…
Вот это казалось Виктории по-настоящему загадочным. У них, кажется, не было ровным счетом ничего общего, начиная от происхождения и заканчивая политическими взглядами. Она с трудом представляла, о чем они могут разговаривать. Тем не менее, они разговаривали, и прекрасно ладили, и сделались настоящими друзьями, и ничего не изменилось, когда в жизни их обоих произошли значительные перемены.
Кит возглавил Корпорацию, а Гордон стал серьезно размышлять о политической карьере. Вскоре ему подвернулся счастливый случай. Кандидат на пост бургомистра столицы Салема, города Санкт-Константин, выдвигавшийся от ПНДП, по приятному совпадению — хороший знакомый Гордона, предложил ему поучаствовать в своей предвыборной кампании. Выборы прошли чрезвычайно успешно. Кандидат стал законно избранным бургомистром, а Гордон — его главным советником.
После переезда какое-то время Гордон с Викторией прожили душа в душу. Гордон вкладывал, как проклятый, а в свободное время охотился на оленей и прочую живность, что водилась в местных живописных лесах. Виктория постепенно обживалась на новом месте. Санкт-Константин оказался не таким заброшенным провинциальным городишкой, как она опасалась. Здесь тоже имелись магазины, салоны, театры и художественные галереи, и она могла продолжать вдоволь тратить денежки, устраивать чаепития, вечеринки и потрясающие приемы.