Башня вавилонская
Шрифт:
— Не понимаю, чего он хочет, — со вздохом признается Кейс. — Чтобы его победили? Наказали? Казнили? У нормальных маньяков это выглядит иначе.
— Мир кончился, — говорит Грин. — И не в первый раз. Как вы думаете, почему он тогда полез в эту авантюру с ликвидациями — в компании молокососов? Сначала армия, потом дружба и дом, потом самоуважение. Разрушился — передай дальше.
— Хочет он, чтобы его спасли. Совершили ради него невозможное, — это Сфорца.
Вот он только что говорил с сестрой
Поворачивает голову на ее невольное хмыканье:
— Вы не мне не доверяете, вы себе не доверяете. Понимаете, да?
Нашел время для психотерапии!
Но — да. По обоим пунктам.
— Ну что, Вальтер… и как вам результат Божьего суда? — Это сюрприз, это госпожа Баччан впервые подает голос. Идеальный заложник. Образцовый. Сидела тихо, ни во что не лезла, пока не стало можно. — Я лично впервые вижу такое недвусмысленное выражение высшей воли… ну, не считая помянутой Марны.
— Да, — говорит да Монтефельтро, — результат на зависть. Мне бы хоть раз так ответили.
Еще один, думает Максим. Тоже общения не хватает.
— Спасибо. — отвечает Шварц. — Мне хорошо.
Ему не хорошо. Мониторы плывут и врут, но если хоть сотая доля — правда, Шварц сейчас проваливается сам в себя и мечтает только, чтобы падение закончилось. Чем угодно. Потерял место в мире, как сказал Грин. В третий раз. В первый — на Кубе, потом — когда понял, что стало с ним и с университетом. А в третий — сейчас. Взвешен и найден слишком легким. Грин, наверное, прав. Он там был. В этом самом месте.
Пусть они там болтают, у них время есть. Пусть Шварц сидит и ждет результатов, прислушивается и считает секунды, и надеется.
Франческо тоже прав: он хотел, чтобы его спасли.
Но если со складами все идет замечательно, сейчас там все разберут и разблокируют, время еще есть — то третий корпус…
Мы не успеваем.
Там один тир на три уровня. Лаборатории и стенды — работа со взрывчаткой, газами, со всеми моделями оружия калибром меньше корабельного. Боеприпасы, реактивы. Оно не просто выгорит. И тогда горючее может все-таки сдетонировать. Весь автономный запас.
Что там капитан Халаби сказал? Нет, арабы люди сдержанные…
Сигнал не перехватывается, не эмулируется. Мне бы час.
— Освободите кадр. Шварц, вы от себя, что ли, шифровали? Чтоб самому не разобрать? — это просто шум в эфире, место сброса эмоций. И так понятно, что от себя и шифровал.
— Да, — говорит Шварц. — Навигатор запаян.
Гений наш, мастер непревзойденный!.. Навигатор определяет положение монитора, а монитор работает в радиусе метров трех, и вскрыть его и взломать прошивку можно… за пару часов. За час. Не за пять минут.
Обстоятельно как с Богом отношения выяснял. Действительно — есть такое желание: пристрелить его к коровьей морде и дальше решать задачу в спокойной дружественной обстановке, без секундомера.
За
А вместо этого что? Вместо этого мы препарируем третий корпус — и не снимаем блокиратор с 31 этажа, чтобы до Шварца не добрался Деметрио. Потому что если вход будет свободен, Одуванчик Шварца убьет. За эти сорок секунд… жизненного опыта. Деметрио застрял в кафе. Провожал эту… припадочную, зашел перекусить. Как нам всем повезло!
— ЭМИ на усилок или туда?
Шварц дергает головой.
— Пенобетон в корпусе?
— Заблокировал.
Да, действительно, что он, мальчик, что ли?
Стоп. Он не мальчик… но и проектировщики не дети. Резервную-то систему заблокировать нельзя. Ни физически, ни программой, она тревогу поднимет тут же — и режим самозащиты включит. От любого вмешательства. Ее и тестируют так, штатно, под сирену. Другое дело, что не успеть. Сначала взрыв. Потом время на активацию первой линии. Потом резерв поймет, что первая линия сдохла, и врубится сам. Потом еще сколько-то будет ждать ручного включения или отключения — мало ли что в этом здании доброкачественно сдетонировать могло… А там уже все. Зачем Шварцу ее трогать? Незачем.
Максим думал и писал одновременно. Иногда написанное опережало проговоренное.
Но это если взрыв по хронометру. По сигналу. А если мы как с компроматом… точь-в-точь как с компроматом… взорвем что-то сами. Первыми. Сейчас. То когда придет сигнал активации… вся система будет уже по уши в пенобетоне. А при выборе между техникой и людьми, даже самыми погаными людьми, господин декан, нам положено выбирать технику. По учебнику, господин декан.
Значит — решено.
«Взорвите там что-нибудь покрупнее».
Набрал — и не отправил.
Дурак.
Коза, волк и капуста. Стимулятор, то есть Шварц — даже Шварц его не перепрограммирует внутри себя, Монитор, какой он ни будь навороченный и перепаянный — но простенькое устройство, способное в лучшем случае вызвать реанимационную машину по координатам, ну да, после фокусов Шварца, еще и давать обратную связь на случай электромагнитной атаки. И усилитель.
И один молодой здоровый балбес, которому некоторые очевидные решения не приходят в голову в силу молодости и здоровья.
Так, бригаду на этаж… не помрет он, не помрет за это время.
— Левинсон, — сказал он. — А бросьте-ка господину Шварцу вашу бомбочку… за шиворот.
Две с половиной минуты до конца, а можно сесть, откинуться на спинку стула и требовать шампанского.
И где, спрашивается, аплодисменты. Где?
Левинсон — ему-то с его кондициями ничего объяснять не нужно, — с некоторым злорадством отзывается:
— Сейчас. Возьмем и разберем.
И вот он уже в кадре, как тот командор. И тоже ни слова благодарности — а ведь это ему, между прочим, целый арсенал учебных пособий сэкономили.