Байкал. Книга 5

Иванько Татьяна

Мы жили в одном доме только первое время. Потом Агори женился, и мы все радостно гуляли на его свадьбе, женился и Дамэ на богатой вдове, а потом женился и я. Почему бы и нет? Я не привык жить один, мне становится тоскливо и совсем уж одиноко, тем более что и Ара рядом нет. Ни его, ни её…

Да, моей женой остаётся Аяя, но она оставила меня, как ни горько мне это признать, но я был принуждён жить дальше без неё.

Без неё…

Я тосковал о ней. Я так сильно тосковал о ней, даже не ожидал, что так невыносимо стану о ней тосковать, так много думать, вспоминать. Всё, как просто жили вместе, рядом в одном доме и тем более после, как… Ах, как… как… да, быть с ней по-настоящему близким, видеть её, потеющую

жаром страсти, когда взор туманится, и глаза уплывают под веки… Как хорошо было с ней, остро, почти больно, сласть до боли… ох и сласть… как ни с кем, как никогда… Так хорошо, так светло на сердце никогда не было у меня никогда, только с ней… Ведь старался, кажется, не влюбляться, не погружаться снова в неё всей душой, заранее знал, что он явится и отберет, неизбежно отберёт.

Особенно много я об этом думал, когда проводил много времени с теперешней женой, которую звали Соня. Она очень быстро родила мне одного за другим нескольких сыновей и дочерей, ревновала меня иногда, хотя я не давал ни единого повода. Рыба помогала растить детей, хотя, благодаря золоту, мы жили небедно, но и не слишком богато, потому что пополнять запасы злата было непросто.

– Почему тебе не врачевать? Ты же… Сингайл, – сказала как-то Рыба, когда я посоветовал ей бережливее расходовать деньги на хозяйство.

– Это на Байкале я Сингайл. А по всей остальной Земле… И потом, я не умею врачевать.

– Ты умеешь исцелять.

– Да, и меня могут обвинить колдуном и тогда… не только мне, но и тем, кто рядом со мной, придётся спасаться. Не боишься этого?

Рыба опустила голову, кивая:

– Я не боюсь, но ты теперь не один, у тебя есть Соня, дети… – сказала она, будто я не помнил. – Кстати, у Агори родился десятый сын.

– Ну! Не зря он молодец, – засмеялся я.

Мы продолжали быть близки с Агори, и наши жёны считали нас родственниками, кем-то вроде двоюродных. Мы с этим не спорили. Мы виделись почти каждый день, сам Агори продолжал заниматься строительством, но здесь, где люди были непривычны, опасался проявлять свои способности в полную силу, как и я свои.

И всё же я стал врачевать посредством Рыбы. Мы так сами придумали. То есть придумал Дамэ: Рыба представлялась моей тётушкой и изображала знахарку. Больной оставался наедине с Рыбой, она давала ему сонный настой, и когда он засыпал, тайно приходил я и в несколько мгновений исцелял. Никаких следов болезни не оставалось в нём, как и воспоминаний обо мне и о том, как это происходило. Больной просыпался здоровым, но вялым после сна, а дома принимал ещё несколько дней тот же состав, и казалось, что он выздоравливает постепенно. Вот так мы стали совместно зарабатывать хорошие деньги.

Но впереди маячило время, когда надо будет уехать, моя жена начала стареть, а я и остальные были всё те же. Двадцать лет пролетели как один миг. И я знаю, что так пролетят ещё двадцать по двадцать. Незаметно и мимо, всё мимо. Ни Аяи, ни Арика не было следов или вестей о них. Они куда-то очень надёжно спрятались, и я не хотел и боялся думать, что и от меня тоже…

…А я нашёл Аяю в первый же год, да что там, в первые месяцы, как мы обосновались в Индии. Я знал, где они с Арием. Я даже поднялся туда, хотя это было очень непросто для меня, не умеющего летать как они. Но я увидел и чудесную долину, с озером посередине, поначалу дом только строился и деревья, растущие вокруг озера, были слабыми и кривыми, но когда я прилетел в следующий раз через год, был уже и дом и даже молодой сад. А после и сад и лес разрастались, распускались всё пышнее, словно что-то, что появилось здесь с прибытием этих двоих предвечных, стало подпитывать растения и всю эту долину, похожую на чашу, наполнять жизнью.

Я не решился подойти к Аяе ближе, потому что Арий был всё время рядом, а я не был уверен, что он обрадуется моему

появлению. Более того, не сомневаюсь, что он был бы немало смущён и, конечно, недоволен моим появлением. А вот Аяя… Мне не хотелось думать, что она будет не рада мне.

И всё же однажды я застал Аяю одну… Это произошло через много, очень много лет. Уже древесина их дома полиняла в серый, потом появилась новая, а после и каменная кладка, в пристройке, а потом в клети, построенных как было принято на Байкале некогда…

Стояло лето, солнечный, ясный день, я застал Аяю за тем, что она спустилась к озеру, намереваясь искупаться, а я застыл среди деревьев, скрытый листвой и цветущими ветвями кустарников, размышляя, показаться сейчас или всё же насладиться видом её наготы. Но, в конце концов, пока я спускался к озеру, она успела выкупаться и выйти из воды. Было лето и тепло, поэтому Аяя растянулась на солнце, легла прямо на траву на берегу, а вокруг неё трепетали нежными головками цветы и бабочки перепархивали с цветка на цветок. Здесь, высоко в горах было нежарко, даже на открытом солнце, не то, что внизу в долинах.

Я не хотел отказать себе в удовольствии полюбоваться ею, конечно, я больше не демон, но и в бесплотные духи меня никто до сих пор не призвал. И плоть во мне жива и горяча, как бы мне ни хотелось иногда быть холодным и бесстрастным. А потому я затаился среди деревьев, тем паче Аяя не оглядывалась по сторонам, не ожидая здесь никаких свидетелей.

Очень и очень давно я не видел её обнажённый и отвык от её совершенства, живой, нежной красоты. Я, как и все, люблю красоту, и вижу её всюду вокруг себя, но Аяя не то, что красивая, она сама Красота. Богиней Красоты не назовут любую красивую девушку. Аяя никогда не была как все. Ни как все красивой, ни в чём ином как все прочие её сёстры по полу. Тонкая, но не слабая, стройная, но без атлетизма, свойственного юношам и воинам, гораздо более гибкая и изумительно ловкая, как сильные и грациозные животные, вроде больших кошек. Притом у неё изнеженно тонкая белая кожа, подобная лепесткам самых белых цветов, пронизанных солнцем, это я помнил хорошо ещё с давних времён нашей непревзойдённой близости, когда она, я и Рыба скитались втроём. Всякий раз я смотрел на неё и изумлялся её прелести… Это было так долго, казалось, конца не будет нашему пути, нашим скитаниям, полным лишений и Аяиной смертельной тоски, но вот они завершились, и я не могу вспомнить ничего более прекрасного, полного, во всю мою жизнь, чем те голы…

Меж тем Аяя села на берегу, то ли уже согревшись на солнце, то ли соскучившись так лежать, распустила длинные волосы, и их темный шёлк скрыл её спину, потом она отжала их и, потрясла, подсушивая. Только после и оделась. Ещё недолго и она уйдёт, прятаться дольше не имело смысла.

– Аяя… – негромко позвал я.

Она вздрогнула, обернувшись.

– Ты… ты… Дамэ?.. Ты как здесь? – проговорила она, испуганно бледнея и касаясь платья на груди, словно боялась, что не запахнула его, платье белое, искусно вышитое, из тонкого хлопка, такую ткань в изобилии носят в Индии, что в нескольких сотнях вёрст отсюда. Она легко мнётся, но так приятна телу. Аяя всегда любила такие ткани. Но она забеспокоилась и даже испугалась, узнавая меня. Как жаль, что она не помнит прежних лет и нашей близости. Как жаль, Аяя…

– Ты… один? Где остальные? – спросила она, отступая, глядя на меня расширенными от страха глазами, я уверен, размышляя, немедленно улететь к дому или вовсе отсюда и спрятаться. И, думаю, будь здесь Арий, они вместе немедля поступили бы именно так.

– О, нет, Аяя, не бойся, я совершенно один, – сказал я.

Она выдохнула, немного облегчённо, переставая отступать.

– Ты… зачем здесь?

– Не бойся меня. Один я, просто хотел увидеть тебя, – я поднял руки, словно показывая, что безоружен во всех смыслах.