БЧ. Том 6
Шрифт:
— Вот как, — хлопаю я глазами, совершенно ничего не понимая. — А что снайперы? Достать историка могут?
— К окнам не подходит паскуда, — отрицательно качает головой другой дружинник в спецовке и смачно сплевывает на асфальт, не стесняясь меня.
— Оставайтесь здесь, — решаюсь рискнуть. — Я пойду на переговоры.
— Опасно это, князь, — качает головой Егор. — Для детей в первую очередь опасно.
— Да, но выбора нет, — поворачиваюсь к зашторенным окнам — однотонная ткань не шевелится. — Через час историк в любом случае детонирует взрывчатку.
Рубрика
У Перуна нет часов — он сам решает сколько сейчас времени.
(Автор Ваня Озеровский)
Глава 11. Освобождение заложников
— Мой сад! — гремит император Михаил, обозревая дымящиеся остатки цветочных клумб.
Его тяжелый взгляд проносится мимо тяжелораненых гренадеров на носилках, которых обхаживают Целители. Лазарет разбили прямо на разгромленной площади, под открытым осенним небом, так как пострадавшим требовалась незамедлительная помощь.
— Моя стража! — император проходит мимо стонущего спецназовца с рассеченной рукой — беднягу просто перевязали и дали обезболивающего. Слишком много увечных, слишком мало Целителей.
Но Михаил больше не смотрит на раненых, его кулаки стиснуты, костяшки побелели от напряжения. Серые глаза горят так яростно, что отсвечивают бликами на брусчатке, расплавленной до состояния блестящего обсидиана.
— Мои палаты, — натужно выдыхает император. Государь застыл прямо перед обгоревшим черным остовом Грановитой палаты. В этом, некогда белом, доме Михаил венчался на царствование. И теперь значимое в жизни императора здание обуглено и изничтожено. Плохой знак.
Рядом стоят шеф жандармов Юсупов и молодой ротмистр Бирарди, возглавляющий Дворцовую полицию. Покаянно опустив головы, высокопоставленные офицеры молчаливо ждут заслуженного императорского гнева.
— За мной, — не глядя на полицаев, Михаил идет в Теремной дворец. Он старается не смотреть на обугленную, некогда красную, расписную стену фасада. Еще один шрам на лице самодержавия, что нанес сегодня Перун.
В императорском кабинете Владимир дожидается отца. После публичной угрозы Гоши цесаревич избегает встречаться с посторонними людьми и предпочел затаиться во дворце.
Михаил тяжело падает в высокое кожаное кресло за дубовым столом. Молчание повисает в воздухе, густое и липкое, как сгущенное молоко. Кажется, что сказать императору нечего. В отличие от Владимира.
— Ты поступил очень опрометчиво и недальновидно, папа, — пеняет цесаревич самодержцу, нисколько не стесняясь Юсупова с Бирарди. Даже более того — не сдержавшись, Владимир в сердцах хлопает по подлокотнику кресла. — Я же сразу сказал! Если Перун хотел бы убить меня, он это сделал бы еще в бункере. Теперь убедился своими глазами? Он чертовски силен. Зачем было его злить и позориться на весь мир тем, что российский император не в силах совладать с собственным солдатом?
—
Владимир сокрушенно качает головой.
— А вместо этого подверг меня смертельной угрозе. Ты пошел на поводу у Гоши, папа. Ведь полоумный этого и добивался — чтобы мы попытались задержать Перуна, и в итоге я лишился его защиты. Стравливание союзников между собой — очень верный ход в данном случае. Апплодирую братцу стоя, — цесаревич горько усмехается. — В своем сумасшествии он прилично развил интеллект. Видимо, правду говорят, что безумие рождает талант. В общем, без защиты Перуна мне придется изворачиваться, как уж. Благодарю за опеку.
— Какую уникальную защиту мог предоставить мальчишка, пускай даже сильный, как сотня Рыкарей? — не понимает Михаил. — Гренадерские офицеры справятся не хуже. У нас для этого есть целый отряд «подвижной» охраны.
— Отец, — грустно смотрит Владимир на императора, подозревая, что тот и, правда, сильно сдал в последнее время. Стареет, наверное. — Только Перун мог дать мне почти стопроцентную гарантию безопасности. Почему, ты думаешь, я не приезжал в Кремль без этого «мальчишки»?
— Да что ты несешь, Вова?! — рявкает император, вконец разозленный тоном сына, которого он, вообще-то, пытался защитить. — Какая гарантия? О чем ты?
— Его щиты, папа, — вздыхает Владимир. — Перун может накрывать ими других людей и держать их хоть круглые сутки. А так «пересмешникам» Гоши всего лишь остается дождаться, когда я устану удерживать доспех, и воткнуть мне вилку в ухо.
— Вилку? — Михаил уже ничего не понимает.
— Вилку, перьевую ручку, спицу, секатор для веток… «Зомби» скрываются среди наших поваров, секретарей, портных, садовников. Хотя, может, Максим и в гренадеры умудрился пропихнуть своих подопытных. Тогда сподручнее, конечно, из «Вереска» пулю в лоб пустить.
Плечи императора опускаются:
— Возможно, я погорячился.
— Нет, в последнее время ты действуешь в порыве чувств. Пытаешься всеми силами устроить так, чтобы Перун не убил Гошу. Сам этого не осознавая. Надо заметить, симпатия у вас с братом взаимная. Гоша ведь даже словом не обмолвился, чтобы отомстить тебе, — Владимир вздыхает. — Отец, твой младший сын — чертов псих, предатель, вредитель и террорист. Пойми это наконец, и дай мне с Перуном его раздавить, а не придумывай отмазок, мешая нам.
Император молчит, насупившись. Юсупов с Бирарди, застывшие у стены, забыли даже как дышать. Впервые оба присутствуют на таком «семейном разговоре», когда в государя почти тычут пальцем и обвиняют в некомпетентности и предвзятости. Да, ругается не абы кто, а сам престолонаследник, второе лицо страны, но всё же этот факт за гранью разумения имперского подданого.
— Хорошо, я не трону мальчишку Бесонова до поимки Гоши, — соглашается наконец Михаил.
Владимир переводит взгляд на ротмистра Фрола Бирарди, а именно, на красные бинты вокруг его плеча, поверх темно-зеленого мундира.