Бедные углы большого дома
Шрифт:
Дале барыни вздрагивали, договорившись до «основъ», и рчь шла въ серьезномъ тон, съ извстною долей запинокъ и подыскиванья разныхъ ученыхъ словъ. Ольга Васильевна, красня, принуждена была брать завернутаго въ бумагу рябчика, дерзко сунутаго ей горничной, и, улыбаясь, благодарила «душеньку», «миленькую», «голубушку», то-есть эту горничную. Черезъ мсяцъ еще, она уже не краснла, и что же ей было краснть? Она, Ольга Васильевна, не существовала, — существовала одна Варя, а для Вари можно было сдлать все.
— Настоящая старая двка сдлалась, — говорилъ то тотъ, то другой мужъ жен про Ольгу Васильевну. — Я думаю, у нея тамъ на цлый годъ провизіи запасено.
— Я думаю! Мн кажется, у нея привязные карманы подъ платьемъ.
— Что ты? Ха-ха-ха!.. Однако, серьезно говоря, это отвратительная скаредность!
— Да, я ее какъ-то на улиц, встртила, — маршируетъ она но грязи, точно отъ кредиторовъ улепетываетъ, — я, согршила, сдлала видъ, что не вижу ея; да она и не замтила меня, она, кажется, и никого не видитъ, бгая по городу.
— Хорошо еще, что сплетнями не занимается…
— Ну, мой другъ; не врю я этому! Недаромъ она изъ дома въ домъ шмыгаетъ… Правда, я ее разспрашивала, знаешь, для испытанія, про тхъ и про другихъ — такъ ничего не сказала, вдь она хитрая… у-у, какая хитрая! знаетъ, что я не терплю сплетенъ: я вдь и разспрашивала, такъ мн было гадко, гадко; можетъ-быть, вдь и на лиц моемъ это было видно… А то, я думаю, сплетничаетъ… Вотъ хотлось бы мн узнать, что она про Ивашевыхъ говоритъ, выпытаю у нея непремнно, ужъ ихъ-то, я думаю, чернитъ, чернитъ хуже грязи…
— Хорошо еще, что дти поняли всю смшную сторону этой скаредности и попрошайства, а то иначе она вредно бы подйствовала на нихъ; теперь же это даже полезно, они смются надъ ней. Она служитъ имъ вмсто Илота. Вчера я самъ слышалъ, какъ Ванька съ серьезнйшимъ видомъ предлагалъ ей пастилки, и вдь не улыбнулся, подлецъ, — ни-ни!
— И взяла?
— Взяла, даже поцловала Ваньку. А у него, у мошенника, только щеки надулись, и глаза таращатся, чтобы удержать смхъ. Бестія будетъ мальчишка!
Супруга пожала плечами и показала головой, благодаря въ душ Бога, что она совсмъ не похожа на Ольгу Васильевну, что ей не пришлось просидть въ двушкахъ и дойти до этой грязной сальности, до этого безстыдства. Варя видла, какъ у Ольги Васильевны, мало-по-малу, изгонялось все цвтное изъ туалета, и попробовала протестовать противъ чернаго крашеннаго облаченія, не понимая, что только при этомъ облаченіи она сама могла одваться въ цвтное. Но Ольга Васильевна сказала ей, что она уже отжила свой вкъ, что ей пора перестать щеголять, что, наконецъ, на улиц двушка безопасне въ темной одежд, что къ ней не пристанутъ нахальные провожатые, что черное удобне и для занятій ея съ маленькими дтьми: чернилъ на немъ не видно. Варя, цлуя, упрекала сначала Ольгу Васильевну и за пирожки, говоря, что она напрасно ихъ покупаетъ и тратится на нее. Потомъ, мало-по-малу, ей стала открываться часть истины, и она начала краснть за Ольгу Васильевну. «Она, — думала Варя, — и въ пансіонъ привозила вечеромъ по воскресеньямъ конфеты и пирожки, значитъ, она и тогда была попрошайкой, и, слава Богу, что это не для меня длается». Варя не знала, что Ольга Васильевна привозила въ пансіонъ конфеты и пирожки не отъ знакомыхъ, а изъ кондитерской, гд постоянно оставляла часть своего жалованья, любя, въ качеств жиденькой гувернантки, полакомиться и побаловать любимыхъ воспитанницъ. Эта черта первая примшала къ Вариной любви долю какого-то страннаго, непріятнаго чувства. Ольга Васильевна стала казаться Вар ниже ея самой, показалась женщиной, любящей унижаться, любящей собирать всякую дрянь. Вар нердко казалось, что Ольга Васильевна готова носить обноски изъ жадности, только бы не купить ихъ. А Варя даже вдь обидлась, чуть не заплакала, когда Дикобразовъ вполн радушно предложилъ ей подарить фортепьяно? Вотъ какова была сама Варя! И вотъ та самая Ольга Васильевна, которую боготворили, — разумется, съ свойственною имъ искренностью, — кузины за ея частые подарки, за ея даровые уроки, за ея самоотверженную преданность, стала черносалопницей, попрошайкой, врагомъ слугъ, посмшищемъ дтей, предметомъ благодяній взрослыхъ, алчной побирушкой, вселявшей что-то въ род отвращенія въ то самое существо, которое погибло бы черезъ минуту, если бы эта алчная побирушка сказала:
— Довольно! Ольга Васильевна снова будетъ прежней Ольгой Васильевной, жиденькой гувернанткой, мокрой курицей, пансіонской тряпкой; она устала играть роль Трезора!
А между тмъ, это существо, наша Варя, приготовлялась къ экзамену. Экзаменъ въ университет
— Позвольте, у васъ воротничокъ завернулся, — говорила одна.
— Ахъ, благодарю васъ! Я такъ торопилась, думала, опоздаю! — отвчала другая.
— Да, да, я сама торопилась. Вы первый экзаменъ держите?
— Нтъ, второй.
— Ну, такъ вы ознакомились, врно. А я такъ боюсь, такъ боюсь!
— Ничего. Тутъ не страшно. У васъ сережка отстегнулась. Позвольте я поправлю.
— Ахъ, merci, merci, merci!.. Сядемте рядомъ.
— Да, да. Я такъ рада, что вы мн попались. Такъ непріятно быть между незнакомыми.
— О, я вполн согласна съ этимъ. Все чужія, незнакомыя, неловко такъ. Такъ мы вмст будемъ сидть и на будущей недл?
И об барышни вполн были рады, что он не будутъ между незнакомыми и чужими: он уже знакомы, искренно любятъ одна другую и по дорог узнаютъ вс тайны другъ отъ друга, черезъ день забгутъ другъ къ другу, черезъ недлю другъ за друга напишутъ сочиненіе или ршатъ задачу на экзамен, черезъ мсяцъ… черезъ мсяцъ одна изъ нихъ, обнявъ своего друга, шепнетъ своимъ другимъ друзьямъ, что этотъ другъ пренавязчивое существо и воображаетъ себя красавицей, а между тмъ у нея «и тутъ, и тутъ, и тутъ вата!»
Варя не была какимъ-нибудь идеальнымъ исключеніемъ рода человческаго и имла т же добродтели и т же пороки, которые имли и ея сестры-барышни. Она точно такъ же поправила одной новой знакомой воротничокъ, поблагодарила другую за указаніе на разстегнутую сережку, поклялась въ вчной дружб третьей за то, что та сидла рядомъ съ нею на трехъ экзаменахъ. Посл третьяго экзамена у Вари было уже нсколько искреннихъ друзей, радовавшихся, что имъ приходилось идти по одной дорог. Маленькія сестры, маленькія подробности о своемъ прошломъ, маленькія жалобы на своихъ враговъ, — все это быстро и крпкими, чрезвычайно крпкими, узами связало двушекъ, — конечно, навкъ.
— Ахъ, вы съ Ольгой Васильевной Суздальцевой живете! — сказала одна изъ искреннихъ подругъ Вари.
— А вы ее знаете? — спросила Варя.
— Кто же не знаетъ Ольгу Васильевну? Это нарицательное имя! Это типъ! — засмялась новая подруга Вари.
— Чему вы сметесь?
— Нтъ, нтъ, душечка, я не скажу! Вы, можетъ-быть, ей родня?..
— Нтъ, мы чужія, мы совсмъ чужія, у меня нтъ родныхъ, — сухо, но торопливо произнесла Варя и покраснла.
— Ну, такъ я могу сказать! Она такая смшная! Я ее не знаю сама, но въ город о ней говорятъ. Она вхожа въ десятки домовъ; везд поспетъ она; мн разсказывали про нее. Она воруетъ у всхъ кушанье, у нея привязные карманы. Ее вс зовутъ побирушкой. Это типъ старой двы-учительницы…
— Это неправда! — воскликнула Варя и покраснла еще боле, сознавая, что она лжетъ, что это правда, гадкая для нея самой правда.
— Вотъ мило! Разумется, она вамъ не покажетъ своихъ похищеній. Вс жидоморки притворяются, что он ничего не берутъ отъ другихъ. А что она побирается — это врно. И вы, душечка, остерегайтесь ея; можетъ-быть, она выпрашиваетъ это для васъ, чтобы не такъ было стыдно самой. Она вашу репутацію можетъ испортить, пользуясь тмъ, что вы не имете знакомыхъ въ свт…
Варя поблднла… Ей стало, какъ день, ясно, что Ольга Васильевна выпрашиваетъ для нея эти пирожки, просить милостыню для нея. Варя вполн поняла только теперь, какъ отвратительно поступала Ольга Васильевна; она сообразила даже, что Ольга Васильевна не по бдности, не по привычк жить скромно, но по желанію не вводить ее Варю, въ свтъ, не знакомитъ ее ни съ кмъ за исключеніемъ Гребешковыхъ, — вдь въ первомъ новомъ семейств знакомыхъ Варя узнала бы истину, а этого-то и боится Ольга Васильевна. Варя негодовала до глубины души. Злоба, стыдъ, отвращеніе мшались въ ней въ одно тяжелое чувство. Въ день этого знаменитаго открытія истины Ольга Васильевна возвратилась домой усталая и предложила Вар, по обыкновенію, пирожки.