Бедные углы большого дома
Шрифт:
— Ишь вдь какъ умаялся, бдняжка!.. Ардальоша, — шопотомъ проговорила она, дотрогиваясь до его плеча. — Дай я сапожки съ тебя сниму. Ножки затекутъ въ сапожкахъ-то.
Полупроснувшись, Ардальонъ далъ матери раздть себя и заснулъ снова.
— Христосъ съ тобою, родной мой, цвтикъ нжный. — шептала мать и тихо опустилась на колни передъ образами. — Долго продолжалась ея неслышная молитва, и только иногда слышался едва внятный шопотъ:
— Брысь! Охъ, ужъ эта кошка… И вчно начнетъ по ночамъ бродить! Васька, Васька, брысь!..
Потомъ снова бдная капитанша невнятно шевелила губами и клала земные поклоны.
— А вдь образокъ-то надо почистить, ишь какъ закоптился, — еще разъ внятно прошептала она среди безмолвной молитвы и, наконецъ, вздыхая и охая, съ озабоченнымъ лицомъ начала укладываться въ постель, словно соверша трудную, мучительную работу.
— Косточки-то вс болятъ, маслицомъ, что ли, потереть! — шамшила
На слдующій день, во время урока, Варя посмялась Порфирію насчетъ его бгства.
— Мн поцловать васъ вдругъ захотлось, — хмурясь отвтилъ онъ едва слышнымъ голосомъ.
— Ну, и поцловали бы, если захотлось, — засмялась она шутливо.
— Варя, зачмъ вы шутите этимъ? — спросилъ онъ сурово. — Мы ужъ не дти…
— Вотъ еще! Я часто цлую Ардальона. Что же мы такое, если не дти?
— Какъ что? Да вы взгляните на себя, а про меня и говорить нечего… Вы думаете, что я мальчишка-молокососъ, какъ Ардальошенька? Вонъ я ему разсказывалъ, какъ нмка васъ приглашала къ себ жить, такъ онъ только ротъ разинулъ и не понялъ ни слова.
Варя нахмурилась.
— Такъ зачмъ же вы о такихъ глупостяхъ думаете, — спросила она сердито.
— Въ томъ-то и дло, что не глупости, — съ жаромъ замтилъ Порфирій. — Или вы думаете, что не придется намъ устроить по-своему жизнь? Что я объ этомъ не думаю?
И Варя, и Порфирій смолкли. Урокъ шелъ довольно вяло. Вечеромъ Приснухинъ съ особенною страстностью спорилъ съ Ардальономъ насчетъ того плана жизни, который постоянно занималъ его молодую и горячую голову.
— Вотъ твоя мать бдная, Любовь Алексевна бдная, Игнатьевна тоже, — говорилъ онъ: — а почему он бдныя? Потому, что не работаютъ, все просьбы пишутъ, по три рубля въ мсяцъ отъ благодтелей получаютъ, должны везд. Вотъ он по угламъ картофель дятъ, масла на копейку покупаютъ, а у насъ на эти же деньги всхъ мастеровыхъ мать обдомъ кормитъ: здсь одного чаю сколько выйдетъ, какъ каждый въ своемъ чайник завариваетъ. Вотъ посмотри, Варя учительшей будетъ, а денегъ тоже не скопитъ.
— Она замужъ выйдетъ, — ршилъ Ардальонъ.
— Тоже за бдноту, такъ ужъ не лучше будетъ! А лучше бы шить училась, съ моею матерью жила бы, и другія стали бы жить съ нами, — указалъ онъ на бдныхъ жилицъ ленныхъ владній.
Въ такихъ разговорахъ шло время. Варя иногда посщала Гребешковыхъ, и все боле и боле ухаживали за нею двицы Гребешковы, потому что стоило ей придти, чтобы явился и Дикобразовъ. Онъ даже бралъ иногда ложу въ театр для семейства Гребешковыхъ, непремнно настаивая на Вариномъ присутствіи въ лож. Варя, совершенно незамтно для себя, завлекала юношу своимъ совершенно невыработаннымъ, чисто-дтскимъ характеромъ. Она и сердилась, и смялась, и невинно кокетничала безъ всякаго умысла, безъ всякихъ глубокихъ соображеній, хотя вс ея поступки и вызывали глубокія соображенія въ голосахъ двицъ Гребешковыхъ.
— Она порядочная кокетка, — осмлились он какъ-то замтить Дикобразову.
— Это блая страница, на которой покуда каждый старается прочитать то, что онъ хочетъ, — отвтилъ Дикобразовъ.
— Такъ вы ее пустою называете? — засмялись ядовито двицы.
— Я хотлъ сказать, что только въ ней еще не нашелъ грязи, — отвтилъ онъ, съ гримасой взглянувъ на нихъ.
Было что-то странное въ отношеніяхъ этого страннаго юноши къ Вар. Никто не понималъ, почему онъ сошелся съ ней, почему онъ искалъ встрчи съ нею и даже длалъ попытку получить позволеніе пріхать въ ленныя владнія. Попытка эта была отклонена, и, повидимому, это обстоятельство опечалило Дикобразова. Свое неудовольствіе онъ выразилъ совершенно своеобразно тмъ, что надулся, какъ дуются избалованныя, капризныя дти. Дйствительно, онъ былъ избалованный барчукъ. Въ нсколько мсяцевъ знакомства съ Варей онъ узналъ вс подробности житья-бытья ленныхъ владній и при встрч съ двушкой спрашивалъ уже, какъ про своихъ давнишнихъ знакомыхъ, про Ардальона, Порфирія и другихъ бдныхъ жильцовъ «большого дома». Варя тоже привязалась къ нему боле, чмъ къ кому-нибудь другому; отъ него узнала она многое про жизнь того круга, котораго она прежде не знала и гд постоянно вращался Дикобразовъ; отъ него она получила нсколько книгъ, которыя не могли бы получиться ею отъ другихъ ея знакомыхъ; при помощи его, она довольно часто бывала въ театр съ Гребешковыми. Голова неопытной двушки часто очень сильно кружилась. Однажды, посл долгихъ разговоровъ съ Дикобразовымъ, она воротилась домой и встртила Приснухина; онъ былъ мраченъ.
— Что съ вами, Порфирій? — спросила она.
— Отецъ пьянъ! — отвтилъ Порфирій.
— Но вдь онъ пересталъ пить.
— Опять началъ… Не къ добру это! — махнулъ рукою Приснухинъ.
На слдующій день «большой домъ» былъ какъ-то особенно взволнованъ, какъ умлъ онъ волноваться только вслдствіе необычайныхъ событій, и шептался о какомъ-то важномъ поразительномъ происшествіи. Наконецъ, слухи достигли и до ленныхъ владній, при помощи слесарши, переговорившей со всми жильцами «большого дома», сотни разъ всплеснувшей руками и произнесшей тысячи проклятій.
— Подъ судъ, подъ судъ упрятали! — кричала она, вбгая къ Игнатьевн съ краснымъ отъ волненія лицомъ.
— Кого? — воскликнули съ испугомъ жилицы.
— Съ жандарами увезли, въ крпость! Говорятъ, казнить будутъ, — кричала она.
— Да кого, кого? — приставали къ ней.
— Да все его же, окаяннаго!.. Кого же другого подъ судъ упекутъ? Гд другой-то такой извергъ найдется?.. Вдь, какъ свтъ стоитъ, такъ такого мошенника не было!..
— Да вы, душа моя, успокойтесь! — попробовала успокоить слесаршу маіорская дочь.
— Ахъ, подлецъ, подлецъ!.. — продолжала волноваться слесарша. — Жену загубилъ, сына загубилъ! Провалиться бы ему въ тартарары! Говорила я, что не добромъ наживается, слушать не хотли! А вотъ дло-то по-моему и вышло… Подлецъ, подлецъ!!
Посл долгихъ восклицаній и оханій оказалось, что увезли не «жандары», не въ крпость и не для казни, а просто въ тюрьму и увезли не кого-нибудь другого, а Александра Ивановича Приснухина, бывшаго подрядчика, плута и мошенника-поставщика. Въ департамент, съ которымъ велъ дла Александръ Ивановичъ, быль тоже переполохъ. Десятки чиновниковъ чуяли, что имъ не сдобровать, и жались на своихъ протертыхъ стульяхъ, зная, что въ послдній, можетъ-быть, разъ сидятъ они на этихъ въ теченіе двадцати лтъ просиженныхъ мстахъ. Громадная плутня поставки гнилого товара, счетъ вещей, не принятыхъ, но зачисленныхъ въ число принятыхъ, фальшивыя квитанціи и расписки, — все это начинало приводиться въ ясность, и Приснухинъ былъ, можетъ-быть, мене всхъ другихъ достоинъ наказанія. Мрачный, потерявшій всякое сознаніе происходившаго, онъ палъ духомъ и трепеталъ, какъ пойманный зврь; въ этомъ трепет видлась и безсильная злоба, и подлая трусость. Въ чаду глубокихъ соображеніе, надясь нажиться и разбогатть, на зло всмъ, началъ онъ когда-то плутовать: отлично смазалъ вс колеса машины, пригналъ въ ней, повидимому, винтъ къ винту, заткнулъ вс дыры и прорхи, гордо поднялъ голову, вышелъ на торную дорогу обмана, и вдругъ все, все оборвалось разомъ. Тутъ уже были не мысли о томъ, что скажетъ подлецъ «большой домъ», какъ придется кланяться, можетъ-быть, даже ненавистному сыну; но были тутъ полный страхъ передъ наказаніемъ и сознаніе своего безсилья вынести предстоящую кару и жить гд-нибудь въ Сибири. Приснухинъ то приходилъ въ ярость, то валялся въ ногахъ у судьи и смотрителей и, видя безполезность всхъ попытокъ, скрежеталъ зубами. Тысячи ругательствъ и проклятій сыпались на жену и сына; онъ веллъ не впускать ихъ къ себ, грозилъ убить ихъ при первой встрч… Ему все казалось, что они ходятъ любоваться и тшиться его несчастьемъ… А они бгали, какъ помшанные, тоже кланялись, хлопотали, суетились, — и ничего не могли сдлать. Порфирій попробовалъ въ первый разъ въ жизни отправиться къ своему крестному отцу съ просьбой о помощи. Первыя слова юноша произнесъ дрожащимъ, тихимъ голосомъ; слдующія фразы уже звучали громкимъ упрекомъ; еще черезъ минуту въ комнат слышалась цлая буря. Крестный отецъ грозилъ Порфирію отправить его въ полицію и выдрать, какъ послдняго щенка.
— Что вы думаете, что я ничего не знаю! — гремлъ Порфирій.
— Вонъ, мерзавецъ! Я лакеямъ прикажу тебя вытолкать! — кричалъ крестный отецъ.
Зеленый отъ злобы, разбитый, возвратился Порфирій домой… Глаша забывала въ это время, что у нея дома сидятъ голодныя дти, и бгала по дламъ; Порфирій забывалъ, что въ гимназіи каждый день идутъ уроки. Время и послднія деньги тратились совершенно безплодно. Бдными людьми писались просьбы, платилось писарямъ за то, что просьба принималась; писаря и чиновники знали, что изъ этого ничего не выйдетъ, но деньги принимали и даже совтовали, съ очень добродушнымъ видомъ, дать тому-то и тому-то изъ ихъ собратій. Каждый сторожъ, каждая послдняя спица въ колесниц разныхъ департаментовъ требовали денегъ, денегъ и денегъ. Они соображали, что: отчего же и не взять, если такой случай подошелъ? Глафира Николаевна соображала въ свою очередь, что: какъ же не дать, если это можетъ помочь? и размышляла, что она вчно упрекать себя будетъ, если не дастъ денегъ, а мужа накажутъ, что тогда она будетъ вчно считать, что его наказали вслдствіе ея жадности и нераднья. Ни сынъ, ни мать не понимали, что при всей бготн, при всхъ тратахъ, они не сдлаютъ ничего, не облегчатъ ни судьбы Александра Ивановича, ни своей собственной. Въ такихъ случаяхъ голова теряется у человка, онъ бгаетъ, хлопочетъ, суетится, говоритъ, чтобы только не оставаться въ бездйствіи, въ одиночеств, чтобы хоть на мгновенье имть возможность не глядть въ лицо своей будущности и не думать, — а эта будущность и эти думы черне осенней ночи и неотвратимо, быстро сгущается ихъ долгая, почти безразсвтная тьма… Удастся ли еще дожить до свта?