Беги, Люба, беги!
Шрифт:
Когда наступило время перерыва, мы дружно спустились в столовую. Жвакин бубнил, остальные живо обменивались впечатлениями. Обед подходил к завершению, когда я вспомнила одну вещь.
— Инга Львовна, — я показала на уголок своего пропуска. В «Медироне» на пропуске там значилось «уровень доступа пятый». — Что здесь написано?
Поставив на стол свою чашку, взглянула на мой бейдж и сообщила:
— Уровень доступа — четвертый.
«Расту...» — хмыкнула я.
Вечером наша группа встретилась в холле. Мы переоделись, отметили пропуска у бритого великана и, распрощавшись с фрау Баггофф и фрау Гламмер, потихоньку побрели в сторону гостиницы.
— Кажется, с утра кто-то рвался осматривать окрестности? — и не пытаясь замаскировать сарказм, взглянул на нас с Березкиной Жвакин.
— Будем рассматривать их из окна, — отозвалась Света, и все рассмеялись.
Поужинав, мы немного посидели в баре. По телевизору показывали фильм «Чужие», и слушать его в немецком варианте было весьма забавно. Мы со Светкой тянули коктейли, наша сильная половина азартно дегустировала местный шнапс, заодно подробно комментируя происходящее на экране.
Вскоре я поняла, что у меня слипаются глаза. Космические пейзажи мешались с земными, а отважная Рипли все сильнее напоминала похудевшую фрау Баггофф. Пожелав коллегам доброй ночи, я поплелась в номер. Укладываясь в постель, обвела соловеющим взглядом аккуратненькую чистенькую комнату. Обстановка радовала глаз и умиротворяла душу.
— Господи... — прошептала я, закрывая глаза, — как хорошо, когда нет телефонов...
Однако прошло три дня, и мое мнение изменилось. Я пробовала дозвониться домой, но по-прежнему безрезультатно. Как-то даже решилась позвонить Ферапонтову, но и его не оказалось на месте. И если отсутствие связи с родным домом и молодым неженатым соседом можно было еще как-нибудь объяснить, то полнейшую тишину в квартире Вельниченко понять было трудно.
Мысли об этом исправно изводили меня по утрам и вечерам, днем на них просто не оставалось времени. Мало того, что график занятий был составлен четко и плотно! Пугало то, что он неукоснительно выполнялся. Иной раз клиника напоминала огромный бронированный механизм, неотвратимо приближающийся к намеченной цели.
Предлагаемая программа охватывала столько областей, что вскоре Жвакин начал ласково называть нашу группу «медицинским спецназом». На что Березкина морщила нос, заявляя, что в высокоразвитых странах говорят «врач общей практики». Палаты, операционные, морги, лекции и семинары слились в одну нескончаемую полосу. После недельной работы в реанимации я перестала спать. Мне чудились белокурые немецкие старушки в чистых крахмальных сорочках в горошек, «утки», капельницы и даже долговязая медсестра Эльза, завлекательно скалившаяся на Боженкова. Навалилась тоска, и хотелось домой. Ссоры с мужем, телефонный маньяк, синий саксонский фарфор, «жучки» и остальные проблемы уже казались милыми добрыми глупостями, существовавшими только в моем воображении.
В один из вечеров я в очередной раз повторила попытку дозвониться до Олега. Смиренно выслушав заунывные гудки, уже потянулась, чтобы дать отбой, когда трубку неожиданно сняли,
— Олег! — заверещала я, позабыв, что кроме меня в холле сидят еще несколько человек. — Это я!
— Здравствуйте! — отозвался приятный женский голос, и трубка в моих пальцах задрожала. Я безвольно привалилась к стене и закрыла глаза. Только не это... — Сейчас никто не может подойти к телефону...
— Черт возьми! — еще громче заорала я, правда, на этот раз от радости, поскольку поняла, что общаюсь с автоответчиком. Видимо, супруг наконец-то
Но трубку никто не снял, пришлось рассказать автомату о том, как я устала, соскучилась и хочу домой.
— Ну, что ж... — напоследок тихо прошептала я. — Скоро увидимся... Мы возвращаемся в среду днем...
После этого я присоединилась к коллегам, отдыхающим в баре, и лихо осушила два коктейля подряд.
— Что-то ты разошлась сегодня, — с любопытством поглядывая в мою сторону, хихикнула Березкина. — Случилось чего?
— Нет, — пожала я плечами. — Домой дозвонилась, муж новый телефон поставил.
— А-а! — понятливо кивнула она. — А я решила, что ты стараешься про завтрашнее не думать...
— А что завтра? — нахмурилась я, поскольку в новое расписание заглянуть поленилась. — Опять операционный блок?
Светка покачала головой, и я сразу обрадовалась. Наблюдая во время операций за ловкими руками профессора Шмерке, я, конечно, в обморок не падала, но и восторга., как Жвакин или Посколец, не испытывала.
— До обеда лаборатория, а потом забор донорских органов... В четыре часа. Видишь, как Илюшка светится?
Моя радость улетучилась быстро и без следа.
— Вот зараза! — с сердцем протянула я. — Возьму-ка еще одну «Мери»! — Я махнула бармену. — А как можно точно узнать, когда будет забор органов? В пять или в шесть? Нельзя же знать об этом за неделю?
Березкина повернулась и посмотрела внимательно. Ее ответ мне не понравился, к тому же никоим образом не удовлетворил любопытства:
— Нужно в четыре — значит, будет в четыре...
Вскоре мы направились спать. Проходя через холл, я
решила попробовать еще раз дозвониться до любимой подруги. Березкина ушла к себе, а я взялась за телефон. К моей радости, после второго гудка послышался усталый голос Лидкиной мамы:
— Алло?! Говорите!
— Нина Сергеевна, здравствуйте! Это Люба! Лида
дома?
После чего случилось страшное. Нина Сергеевна зарыдала в голос, тщетно пытаясь что-то выговорить. С большим трудом мне удалось ее успокоить, но после столь многообещающего начала я сама была на грани истерики.
— Лидочка в больнице... — услышала я сквозь всхлипывания. — Упала с лестницы возле гаражной мастерской... — Длинную бетонную лестницу с железными перилами и полустертыми от старости ступенями я помнила прекрасно. Она вела вниз от шоссе к парку. Еще в школе мы носились по ней, играя в казаков-разбойни-ков, а зимой катались на санках. Более удачное место, чтобы свалиться, трудно найти! —Был сильный ливень, она поскользнулась... Очень сильно разбилась. А ведь место там глухое! По счастью, ее увидел знакомый, привез в больницу... Три дня без сознания в реанимации... Теперь вот пришла в себя...
— Что врачи говорят?
— Что говорят... — горестно повторила несчастная мать, — нужно надеяться на лучшее...
— Жить будет? Ходить будет? — Я торопилась, потому что остался последний жетон. — Она вас узнает?
— Да, да! Глазами показывает, моргает... Я у нее по ночам дежурю, утром ухожу...
— А зачем она туда пошла?
— Не знаю... Она ведь еще не может..
Нина Сергеевна не успела закончить фразу, нас разъединили.
Итак, Вельниченко зачем-то потащилась в дальний конец парка,, где свалилась с лестницы, поломавшись по полной программе... Уснуть нынешней ночью мне так и не удалось. И даже предстоящее днем мероприятие казалось сущей ерундой, вроде копания совком в детской песочнице.