Бегство (Ветка Палестины - 3)
Шрифт:
– Нас принимала рабочая партия Бен Гуриона - Голды. Вас -"Ликуд" Шамира - Шарона, их лютые друзьяки. По отношению и к нам, и к вам - никакой разницы. "Ото давар", на иврите. Потому они тут, рядышком, - Дов опять ткнул большим пальцем за свою взмокшую спину, на длинную неструганную доску, где приткнул бесчувственные муляжи..
– Кой-кто из наших стариков меня, конечно, не одобрит, но я скажу прямо: где твоя честь, Арик?! Почему мародер Лаки, воровавший нашу землю, кричал мне: "Позвоню Шарону, ты будешь мне задницу целовать!" Теперь всё выяснил, каблан Лаки руководитель их предвыборного штаба. Он, оказалось, поддержка в политике.
Мы с тобой, Арик, вместе воевали за Израиль. Я был готов по одному твоему слову пойти на смерть. Почему сейчас мы оказались во враждебных окопах?!.
Зал аплодировал Дову долго и жарко, кричал: "Все святая
Но некоторые были явно недовольны. Ждали "обобщающей" прокурорской речи с неизвестными фактами и именами, статистикой, призывами к действию. Чтобы от правительства камня на камне не осталось. Чтоб знали "цари": их политика - цель оправдывает средства!
– кончится Нюренбергом... Тогда это напечатают все газеты. ООН заинтересуется. Комитеты по правам человека. А Дов - исторический экскурс и сразу: "обвиняю". Для ООН не убедительно. ООН в палатке не живет.
И когда Эли сказал негромко о том, что слово предоставляется адвокату, бывшие советские евреи восприняли это как пустую формальность. "Суду все ясно!" - крикнула раздраженно молодая женщина, стягивая влажную от пота майку со своего ребенка и обтирая ею лицо.
Худющий паренек, сидевший возле нее, сказал негромко, но так, что услышали все:
– Если общественный прокурор бочком-бочком ускользает от серьезного анализа, то что ждать от адвоката?
Видимо, не один он так думал. Стоило белоголовому Капусте воскликнуть: "Саше слово!", как весь зал словно с цепи сорвался:
– Саше!.. Са-аше!
– заголосили со всех сторон.
– Пусть о себе скажет!.. Врежет им!.. Адвоката на "ща"!
Эли вопросительно взглянул на Дова.
Пришлось тому рыкнуть своим всезаглушающим басом. С трудом успокоились, и тогда он произнес с укоризной: - Когда из вас, други, советская власть вытравится? Пришли на суд, а защите не даете и рта раскрыть... Пожалуйста, госпожа адвокат!
К трибуне стала пробираться маленькая белолицая дама лет сорока со смоляными волосами, тронутыми сединой и закрученными на затылке валиком. Адвокат, поняли все, смирившись с мыслью, что, хотя и так все ясно, придется выслушать и "другую сторону".
– Куда не придешь, к тебе кидаются несчастные, доведенные до крайности, - начала Руфь, вбежав по ступенькам на сцену.
– Давайте почтим журналистку Зою и ее мать Сусанну минутой молчания. Прошу вас встать!
Молчания не выдержали. Какая-то женщина зарыдала, за ней другая.
– Спасибо!
– торопливо поблагодарила Руфь.
– Что прежде всего вспомнила я, идя к вам? Историю с моей бабкой, светлая ей память! Она была польской коммунисткой еще во времена Пилсудского - нелегалом, как говорили в те времена. Ее спасли от жандармов, переправили в Россию. И вот она добирается до Москвы, где живет ее сестра, а с ней ее муж, польский еврей, простой человек, ремесленник, в прошлом такой же "нелегал". "Что тут творится, Абрам?
– спрашивает у него бабка.
– Почему наших арестовали как шпионов? Что за люди в Кремле?" Тот мнется какое-то время, а потом отвечает честно, по-родственному: "Пани, это бандиты!"
Люди, я часто вспоминаю того Абрама-нелегала. Потому что не сразу решишься сказать о нашей власти, которую нужно-не нужно показывают по израильскому телеку, как кинозвезд: - Пани, это бандиты!..
– "Пташка"!
– Дов вскочил, как уколотый.
– Ты что, с катушек сорвалась?! Ты ведь сегодня адвокат, забыла, что ли?
Руфь взглянула на Дова с досадой: не тебе меня перебивать! Продолжала с подавленной яростью:
– Вчера на Маханей Иегуда подсчитала: копались в гнилье, собирали капустные листья, раздавленные помидоры сто три человека. Это на одном лишь рынке. А если на всех подсчитать? Это уж не просто несчастный случай, а явление нашей израильской жизни, где нищего оле унижает любая погань. Сама видела, лавочник вытащил ящик с гнилой селедкой, опрокинул в пыль - "на шарап!" Проорал с ухмылочкой: "Налимы, давай, давай!" Для него русские олим не люди, а голытьба, пьяницы, побирушки, словом, "налимы", которые и тухлятине рады.
– Она помолчала, нервно поведя плечами, продолжила настороженно: - Господа русские евреи! Я не юрист, а библиотекарь. Потому, когда Дов упросил меня быть сегодня адвокатом, я обошла самых знаменитых иерусалимских правоведов. И что же я узнала? Ничего хорошего! Правительство привлечь к ответственности нельзя: нет в Израиле такого закона. Не нравится вам власть и ее политика? Охотно верю. Переизбирайте. Государство не отвечает ни за что... Потому-то Дов, нынешний прокурор, выдвинув свои обвинения, не назвал ни одной статьи Уголовного Кодекса Израиля, по которой этих деятелей можно посадить на эту досочку. Нет таких статей! Я в Израиле тридцать лет, никто тут друг друга не слышит. То ли израильское солнце размягчает мозги, то ли таков наш национальный характер. Каждый произносит свой монолог: левые, правые, крайне правые, полусредние, словом, вся футбольная команда. И никто друг другу мяч не пасует, как верно заметил мой сын. Это и есть наш многопартийный Израиль с его "никогда не погашну"... Что это такое? Самое израильское выражение, в нем вся жизнь, как в капле воды. "Погашну"... как это по-русски? Извините, вылетает русский. Ага, никогда не встретимся, никогда не пересечемся, словом, каждый считает, только он знает, как надо. Ей Богу! Я слушаю наших умников и лишь головой мотаю, как ишак. "Эйн давар казе", - думаю, - не имеет никакого значения...
– Значит, что?!
– Парень с борцовской шеей поднял над головой свои ручищи.
– Правды нигде не найдешь? Так что делать? Знаешь?
– Я израильтянка, - Руфь улыбнулась дружелюбно.
– И я, разумеется, твердо знаю, как надо... Да мирно надо, ребята. Это единственное, во что я верю. Пока евреи друг с другом не передрались, это государство будет существовать. Не Тит, римский император, разрушил Храм, - евреи сами разрушили свой Храм; драчка гоношистых царей израильских взорвала его. Иудея воевала с Израилем, и - горе побежденным!
... Знаете, на что я надеюсь? Я надеюсь на мудрость еврейских женщин из России, которых сейчас мажут дегтем все, кому не лень. Во всех странах плодами демократии пользуются, прежде всего, насильники, бандиты. Израиль создан, как убежище, любят у нас говорить. Где оно, наше убежище для Зои, для Сусанны, которая бросилась к нам, чтоб спасти дочь? Для Евсея Трубашника, не нашедшего здесь родины - каждый из вас может назвать десятки, сотни людей, которые...из огня, да в полымя, как говорят в России. Власть о нас с вами думает? Думает лишь о том, как втянуть нас в свои подлые партийные игрища, чтоб не упустить власть...
– Неваляшки у власти, - донеслось плаксивое,- им хоть плюй в глаза...
– Кахане в Кнессет!, - прозвучало с балкона дерзко.
– Он им покажет кузькину мать! И арабчикам и красным...
– Не будьте тупарями деревенскими, мужчины!
– вскричала Руфь.
– Не настраивайте себя на драку. Израиль сорок лет не выходит из драки... Да слушайте же вы, дурни!
– воскликнула она, переждав шум.
– Ваши вечные потасовки втягивают в ненужные стычки и нас, женщин-матерей. Пришла пора осмелиться сказать вам прямо в глаза, вам, мужчинам, я вообще не доверяю. Вас поджечь, как пороховую фитюльку, внушить любую ахинею, чтоб пустили другу другу кровь так же просто, как чихнуть. Поглядите на себя! Вспомните, откуда вы приехали!.. Вас любой "изЬм" закабаляет и одуряет до полной потери разума. Из женщины человека вытравить сложнее. Я не философ и не политический деятель, но и мне ясно: три еврея придумали миру головоломку и вы, мужчины, столетиями жуете их вздор, как корова жвачку, на общую погибель... Как, какие евреи? Маркс, Иисус и Мозес... Не хохочите, как дурни, думать надо не о том, кто кого? а о своем гнезде, о детишках, которые прилетают в Израиль такими бледными и хилыми, словно у них крови не осталось. А что ждет их здесь?.. Да, согласна, не кричите! И мы здесь во власти политических мафий, как и весь мир. Но не так страстен черт... Мужчины, не будьте больными на голову. А женщинам скажу: не подбивайте ноги безработным мужьям. Они ни в чем не виноваты! Берегите семьи, остальное трын-трава!..
– Смоляной валик на затылке адвоката растрепался, волосы упали на плечи, закрыли лицо. Она резко откинула их и ушла под чей-то смешок и разрозненные не очень дружные аплодисменты.
Тут приоткрылись двери, и в теснотищу протиснулась группа мужчин с магнитофонами и кинокамерами - знаменитости ивритской журналистики. Дов взглянул на Руфь. "Жаль, на "пташку" опоздали. Ну, хоть о дальнейшем узнают...
Глава 10 (33)
"ГМАХ" ПРОТИВ "ГРЯЗНОГО ГЕШЕФТА"
– Слово общественному обвинителю от алии-90 профессору Шору!
– объявил Эли.
Тяжело прошел к трибуне, опираясь на палку, Аврамий Шор. Лицо у Аврамия все еще худое, измученное. Морщины возле мясистого носа прорезались глубже. Аврамий, добившись признания и относительного благополучия, долго болел, да и сейчас, видно, чувствовал себя еще неважно. Выбрался из дома лишь ради будущей Белой книги.