Белая магия
Шрифт:
— Августа, я знаю кое-что о женщинах. Это было более месяца назад?
Она покачала головой.
— Скажи мне, если окажется, что ты носишь моего ребёнка.
Она не ответила.
— Августа, ты думаешь, я отрекусь от ответственности за тебя, за нашего ребёнка? По-твоему, я настолько ужасный человек?
— Это ни в коей мере не касается тебя. Только меня. Я не хочу выходить замуж, — она повернулась к нему, упрямо поджав губы.
— Ты не хочешь выходить именно за меня или это твоё отношение к браку в целом?
— Я вообще не хочу выходить замуж.
Она говорила. И это уже было неплохо. Возможно, она решила попробовать довериться ему. Ноа продолжил:
— Ты говоришь о своих заметках?
В неверном свете луны он видел, как она пристально смотрит на него, явно борясь с собой. Наконец, Августа кивнула.
— И замужество может помешать тебе в этом занятии?
— Немногие мужья будут терпеть подобное, — она, нахмурившись, снова уставилась прямо перед собой.
Она что и вправду замешана в чём-то вроде колдовства? Не верится. Тут нечто большее.
— Августа, люди не всегда таковы, каковыми кажутся на первый взгляд. Ты мне не доверяешь. Во всяком случае, ты не уверена в том, стоит ли мне доверять. Но разве я давал тебе повод не верить мне? Может быть, совершил нечто такое, отчего ты подумала, что я могу предать тебя?
— Нет… — она никак не могла решить. — Да… Я не знаю.
Она напряжённо всматривалась в глаза Ноа, будто пытаясь проникнуть в душу. Решая, должна ли она, может ли она… Августа порылась в кармане сюртука и достала клочок бумаги.
— Это ты мне послал? — спросила она. Он видел, как внимательно она следила за его реакцией, силясь отыскать малейшие признаки того, что он имеет какое-либо отношение к этому письму.
Ноа взял листок и прочёл его. Молча сложил письмо и вернул ей. Потом порылся в своём сюртуке и, достав другой листок, протянул его Августе.
— Прочти это письмо. Я получил его только сегодня утром.
Августа взяла послание и быстро пробежала его глазами. Его сообщение было очень похоже на её.
— Не понимаю. Кто мог послать нам подобные послания? И зачем? — и взглянула на него.
Ноа помедлил с ответом. Только он хотел заговорить, как впереди раздался громкий треск. И в следующую секунду он схватил Августу в охапку и повалился вместе с ней на землю, оттаскивая дальше под укрытие густой растительности у садовой стены.
Августа почувствовала резкую боль в руке, ветви впивались ей в ноги и хлестали по лицу.
— Что это…?
— Ш-ш-ш, — прошептал он, осторожно пробираясь в темноте. Единственным звуком, нарушающим тишину, было их движение между деревьями. Шуршание листьев, тихий скрип подошв по земле. Она не могла с уверенностью сказать, преследовали ли их. Биение её сердца отдавалось громким стуком в ушах, и она почти ничего не слышала.
Казалось, прошла целая вечность, когда Августа, наконец, распознала резкий звук отодвигаемой задвижки на воротах. Спустя мгновение они шагнули в мрачный, тёмный внутренний двор городского дома Финсминстеров.
— Что случилось? — спросила она. Рука всё ещё болела от падения.
Ноа взял её за руку
— Думаю, в нас кто-то стрелял. Должно быть, нас преследуют. Нам нужно спрятаться.
Он дошёл до места, где внутренний двор выходил на смежную улицу, и остановился, чтобы осмотреться. Спустя мгновение отвёл Августу за угол и окликнул ожидавший там наёмный экипаж.
Когда они тронулись, Августа откинулась на сиденье.
— Зачем кому-то стрелять в нас в саду Финсминстеров?
— Я могу только предположить, что автор этих писем решил таким образом избавиться от угрозы. Августа, с кем ты должна была встретиться сегодня в саду?
— Ноа, а почему внезапно потемнело?
В сгущающейся темноте она видела, как Ноа повернулся к ней.
— Августа?
Ей показалась, она слышала, как он постучал по крыше кареты. Они остановились, решила она, потому что услышала, как открылась дверь. Ноа откуда-то достал лампу и смотрел на неё, но свет от лампы всё больше тускнел, давая всё меньше и меньше света, и скоро она с трудом её различала. Она слышала его голос, будто он говорил с ней, но голос раздавался откуда-то издалека. Она попыталась заговорить, но не смогла пошевелить внезапно распухшим во рту языком.
И прежде чем темнота окончательно поглотила её, она услышала последние слова Ноа:
— Боже правый, Августа, тебя подстрелили!
Августа медленно приподняла веки, гадая, с чего это они такие тяжёлые.
В комнате было темно, но она заметила узкую полоску света, проникающую сквозь небольшую щель между занавесками. Она почувствовала подушку под головой, и озадаченно нахмурилась, когда не обнаружила Цирцею на её обычном месте. Не понятно, что именно, но что-то определённо было не так.
Эта мысль подтвердилась, когда она попыталась сесть. Острая, резкая боль судорогой пронзила её руку до самых кончиков пальцев. Она бы вскрикнула от этой боли, но вдруг сообразила, что находится в комнате не одна: кто-то раздвигал занавески, впуская солнечный свет. Щурясь от ворвавшихся слепящих лучей, Августа уставилась на силуэт, вырисовавшийся прямо перед ней. Её взгляд начал проясняться, и она увидела Ноа. И тут она поняла, что находится вовсе не в своей комнате. Эта комната совсем не походила на её: тёмная старомодная орехового дерева кровать с толстыми, точно бревно, опорами, сверху донизу покрытыми резьбой. И у неё не было ни малейшего понятия, как она здесь оказалась.
— Где я? — уставилась она на него.
— В моём городском доме на Чарлз-стрит.
— Почему я здесь?
— Ты ничего не помнишь? — Ноа сел на стул у кровати.
Она задумалась, но не смогла вспомнить ничего после их встречи в саду и покачала головой.
— Ты здесь, потому что прошлой ночью, на маскараде у Финсминстеров, когда ты была со мной в саду, в нас кто-то стрелял и ранил тебя в руку.
Августа опустила глаза и на самом деле увидела белую перевязь на её приподнятой руке, попыталась что-то сказать, но у неё внезапно пересохло в горле.