Белокурая гейша
Шрифт:
Я мечтала о том, как затем уложу мужчину на спину, а сама оседлаю его, предварительно подложив ему под ягодицы небольшую подушечку, чтобы приподнять его почтенный пенис. Он станет поддерживать меня согнутыми в коленях ногами. Находясь в таком положении, я сумею подарить ему много приятных и радостных ощущений, так как мое влагалище будет растягиваться, позволяя головке мужского члена, глубоко проникающего внутрь меня, прижиматься к точке моего наивысшего удовольствия.
От подобных мыслей щеки мои раскраснелись, точно цветки сакуры, распускающиеся под жарким летним солнцем. Тело мое наполнило странное томление, но не оно являлось причиной беспокойства, которое все не проходило, до самых костей пронзая меня холодом и страхом, гораздо более могущественным, нежели все, что мне до сих пор доводилось
Я вздохнула. Верно, я не обладала ни маленькими грудями, ни маленькими руками, как другие майко, не было у меня и пологости вокруг глаз, придававшей лицу особое мягкое выражение. Ресницы мои были густыми и черными, но они не закрывали мои маленькие брови, что придавало бы мне покорный вид, стоило лишь опустить веки. Глаза мои были большими и круглыми, наблюдательными и даже заигрывающими.
При ходьбе я высоко поднимала кимоно, придерживая его левой рукой, как предписывалось традицией. Сознание мое затопило чувство вины, точно Марико шла за мной по пятам, наступая на край кимоно и напоминая, что нужно ступать медленнее, так как плотно облегающее кимоно делает гейшу грациознее и более приятной как для взгляда, так и для души.
Я шла вниз по улице Шиджо, затем пересекла главную улицу Годжо-дори, поднялась по Хигашиоджи-дори и свернула вправо на Годжизука.
Но хмурящей брови Марико не было рядом со мной, поэтому я передвигалась довольно споро, и, ни семени беспокойства не прорастало в моем сознании. Я просто обязана идти быстрой походкой. По дороге со мной шло много пилигримов. То были миссионеры из школы Доишиша, англиканские священники и французские кюре. Молитвенные гонги и набожные хлопки в ладоши эхом отдавались в моих ушах, пока все мы следовали одним и тем же извивающимся путем.
Я была настолько поглощена мыслями о значимости своей миссии, что, лишь миновав усыпальницу в Явасака, а затем и парк Маруяма, откуда открывался вид на огромную веранду, построенную над скалой в храме Киомидзу, я заметила, что за мной следует и еще кто-то помимо двоих мужчин-слуг. Мне с трудом удалось перевести дыхание, когда я заметила обращенный на себя пристальный мужской взгляд, напрочь лишенный скучной претенциозности или наигранного безразличия, что столь свойственно японским мужчинам, которые никогда не задают прямых вопросов ни о нем, по крайней мере. Именно это я усвоила из наблюдений через бумажные двери за тем, как окасан или другие гейши развлекают клиентов. Мы будем рады любому, скажут они, любой позиции, каждой позиции, хотя в действительности точно знают, чего хотят. Разделить ложе.
Я снова посмотрела на этого мужчину. Нет, он совсем не таков.
Он не японец.
Он гайджин.
И он высокий, очень высокий.
Я содрогнулась от странного взгляда незнакомца, а не от свежего ветерка, налетевшего с вершины холма и принесшего с собой приятный мускусный аромат. Мне стало интересно, кто же такой этот человек. Я принялась рассматривать его и поразилась тому, насколько он красив. Этому очень способствовали его длинноватые, кедрового цвета волосы. Игривый ветерок сдувал отдельные пряди с его лица, открывая глаза, при виде которых я залилась краской. Своим взором он мгновенно снял с меня и черный плащ с капюшоном, и кимоно и принялся бродить вверх и вниз по моему телу, исследуя его, заставляя соски мои затвердеть, а лоно увлажниться в предвкушении. Его пронзительные голубые глаза сообщили мне о его желаниях. Он хотел шелковистых ласк. Мягких губ. Чувственного шепота.
Его храбрость заставила и меня почувствовать себя так же. Я продолжала взирать на мужчину, отмечая про себя и другие его особенности, включая, например, его странный наряд. В отличие от высокого воротника и безупречно скроенного утреннего пальто, которое предпочитал носить мой отец, незнакомец был одет в узкие коричневые кожаные бриджи и белую рубашку, распахнутую до самого пояса и выставляющую на всеобщее обозрение его широкую грудь. Он являл собой прекрасный образец атлетичной силы. Но по манере держаться этот мужчина походил на джентльмена. Гордо расправленные
За исключением того, как он смотрел на меня голубыми глазами, будто скользил кончиком языка по моей шее, пробуя солоноватый вкус моей кожи под белым макияжем, покрывающим верхнюю часть моего тела. Я представила, как его зубы покусывают мои соски, делая их твердыми и заостренными, а по телу моему прямо под выбеленной краской кожей распространяется тепло.
От откровенного взгляда мужчины я задрожала. Неужели я ошибалась? Неужели он на самом деле никакой не джентльмен, а негодяй, пользующийся напускной надменностью, чтобы заставить женскую плоть трепетать от одного его взора? Полы его кожаного, отделанного бахромой пиджака распахнулись от налетевшего ветра, когда он сделал шаг по направлению ко мне. Я приложила руку к губам, как, по моим наблюдениям, неоднократно делали гейши, будто стремясь с помощью листьев зеленого жасминового чая избавиться от сильного запаха сакэ изо рта.
Я притворилась шокированной и отвернула голову, затем медленно, едва двигая мышцами шеи, украдкой бросила взгляд на мужчину из-под своего защитного капюшона. Я боялась, что он заметит мои европейские черты лица и уйдет, но я не могла дольше играть в его игру.
Я уже совсем было собралась продолжить путь к храму, как вдруг в нос мне снова ударил тот же сильный запах мускуса. Запах набедренной повязки. Я была уверена, что он исходит от кого-то, стоящего недалеко от меня. Все мое существо жаждало высвободиться от оков, ограничивающих меня столь долгое время. Я обдумала вероятность того, чтобы заговорить с этим незнакомцем. Я жаждала задать ему вопросы о кораблях, приплывших из Америки, но если он окажется всего лишь своенравным моряком с языком соленым от слишком большого количества выпитого сакэ, с сердцем холодным, а пенисом жаждущим погрузиться в женскую сладость, то я подвергну себя опасности, схожей с той, как если бы наступила на хвост дракона и он, разгневанный, готов был бы ужалить меня ядовитым языком. Нет. Одно правило я не стану нарушать. Я слишком хорошо помнила слова моего отца об опасности и не должна была никоим образом подвергать риску его укрытие.
Приняв таким образом решение, я вновь зашагала по дороге, громко стуча по камням сандалиями с крошечными колокольчиками внутри. К гайджину я повернулась спиной. Если бы он подошел ко мне ближе, я бы умерла от смущения. Кусок шелка, которым было обмотано мое обнаженное тело, так и льнул к моим бедрам и щекотал мягкие лобковые волосы и мою драгоценную щелочку. Я страшилась страсти, которую не могла контролировать.
Меня влекло к этому мужчине.
Очень сильно влекло.
И лоно мое уже увлажнилось.
Глава 7
Преследуемый образом прекрасного лица с нанесенной на него белой краской, раскрасневшимися щеками, полными губами, красивыми естественной красотой бровями, высоким прямым носом и ощущением опасности, застывшим в круглых зеленых глазах девушки, Рид Кантрелл снова зашагал по дороге, ведущей вверх по холму к храму Киомидзу.
Он проталкивался через толпу паломников, стараясь не упустить девушку из виду. А она, должно быть, почувствовала его присутствие, так как остановилась и, оглянувшись, посмотрела на него. В глазах ее притаилось очень много вопросов, но также в них плескался страх. Рид отпрянул, давая ей возможность возобновить движение. Он был слишком взволнован, и быстрое биение его сердца эхом отдавалось в ушах. Это была самая опасная часть его плана. Не для девушки, но для него самого. После долгих месяцев поисков, догадок и практически помутнения рассудка от дурного предчувствия она наконец-то оказалась в зоне досягаемости. Он хотел ее, очень сильно хотел.