Белокурая гейша
Шрифт:
Не так ли?
Я поспешно отпрянула от юноши. Слишком поспешно. Крепкий белый шелковый шнур, опоясывающий мою талию, развязался, так как Хиса потянул его на себя, и упал на землю. Я не предприняла попытки поднять его. Вместо этого я гордо вздернула подбородок, намереваясь не дать Марико понять, как сильно потрясло меня ее вмешательство. Мне следует извиниться перед ней, так как это общепринятый способ улаживания ситуаций после совершения ошибки, но мне было любопытно узнать, зачем она
– Полагаю, окасан послала тебя шпионить за мной.
Марико посмотрела на меня и покачала головой. Я часто заморгала, будто тысячи светлячков одновременно направили мне в глаза свет своих фонариков. Взгляд подруги был критичен.
– Сегодня удача благоволит тебе, Кэтлин-сан.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Окасан ничего не известно о твоем опоздании. Она занята тем, что развлекает важного клиента.
– Вот как? И кто же это может быть?
– Мне неизвестно его имя, но слышала, он личный слуга наследного принца, - ответила девушка, сверкая глазами.
– А еще он красив как бог.
– Так вот почему на веранде никого нет, - сказала я и ненадолго замолчала, обдумывая ситуацию.
– Так кого же окасан выбрала, чтобы развлечь этого мужчину и его пенис?
Хиса засмеялся, продолжая водить рукой вверх и вниз по своему члену. Марико потупилась, раздосадованная моей смелостью. Этот юноша всего лишь слуга, недвусмысленно читалось в каждом ее движении. Хиса намек понял. Видя, что здесь ему больше не рады, он поклонился, игриво направил на нас свое мужское достоинство, будто показывая, от чего именно мы отказываемся, и исчез, как все слуги, когда в них не нуждаются.
Марико не была намерена оставлять без внимания мой вопиющий поступок.
– Как ты могла позволить Хисе-дон касаться тебя, точно проститутки из Шимабары?
– бранила она меня, подталкивая к черному входу в чайный дом.
– Мне его прикосновения показались очень приятными, - возразила я и добавила: - А ему понравилось играть с моей драгоценной щелочкой.
– Это была неправда. Юноша не дотрагивался до нее, но я устала подавлять свои чувства и желания.
– Своей дикой выходкой ты позоришь всех нас, Кэтлин-сан.
– Не ты ли постоянно твердила мне, что гейши для того и предназначены, чтобы развлекать мужчин?
Марико не удостоила мои слова ответом.
– В то время как другие майко учатся правильно кланяться и составлять цветочные композиции, ты проводишь время за приготовлением агарового желе и размазыванием его у себя между ног.
Я игриво стрельнула глазами в ее сторону.
– Говорят, что это желе обладает профилактическими свойствами и увеличивает размер мужского достоинства - а также помогает ему дольше оставаться твердым.
Марико снова не обратила внимания на мою реплику.
– А еще у тебя вошло в привычку ходить текучей походкой куртизанки, разворачивая тело в сторону и ставя ноги так, будто хочешь поднять пыль с земли кончиками пальцев.
–
Я понимала, что она имеет в виду. Гармония простиралась далеко за рамки дружбы и означала понимание моего места в доме гейш и принятие его, что мне сделать было довольно сложно. Симойё слишком пристально следила за мной и никогда не позволяла прислуживать на банкетах, разливать сакэ гостям, как делали другие майко, или посещать соседние чайные дома. Почему? Я много раз спрашивала ее об этом, но ответа так и не добилась.
– Я пыталась поступать так, как ты, Марико-сан, - произнесла я, даже не стараясь скрыть своего нынешнего состояния, - но я не могу запрятать свои эмоции настолько глубоко, чтобы вообще ничего не чувствовать.
Подруга не удостоила мои слова ответом. Вместо этого она сказала:
– Когда-то я верила, что ты станешь моей сестрой-гейшей, Кэтлин-сан, и что мы вместе пройдем обряд заворачивания воротников, но я ошибалась.
Я отвела взгляд, подвергая сомнению истинность ее слов. Она говорила о церемонии, во время которой майко приобретает статус полноправной гейши, меняя красную шейную повязку на белый воротник, после чего отворачивает воротник, чтобы обнажить крошечный треугольничек нижней сорочки. Я с нетерпением ожидала, когда и мы с Марико испытаем это на себе.
– Слова твои для меня подобны удару ножом в сердце, Марико-сан, - произнесла я, мечтая о том дне, когда смогу назвать ее своей старшей сестрой, как всегда делала про себя.
– Ты поступаешь несправедливо, осуждая меня.
– Это ты ведешь себя несправедливо, Кэтлин-сан, отвергая все, чему учила тебя окасан. И все это ты бросаешь под ноги дешевым развлечениям с мальчишкой-рикшей. Ты ведешь себя как куртизанка, в неограниченных количествах поглощающая соленых моллюсков и пьющая сакэ, завлекающая клиентов из своей бамбуковой клетки. Ты растрачиваешь свою жизнь, точно рассеиваешь лепестки вишни по ветру, которым не суждено увять на ветке. Ты не думаешь и не беспокоишься ни о ком, кроме себя самой.
– Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?
– огрызнулась я, повышая голос. Слова Марико глубоко задели меня.
Девушка ответила:
– Я говорю с тобой так потому, что я… я…
Она низко склонила голову, и голос ее стал слышен не более чем покачивание ветвей ивы на ветру. Я ничего не сказала, лишь в смятении мотнула головой, понимая, что она ни за что не выскажет вслух то, о чем думает. Вместо этого Марико улыбнулась мне. С этим я поспорить не могла. С помощью улыбки японцы выражали целую гамму чувств: замешательство, сожаление, волнение и даже гнев.