Белокурая гейша
Шрифт:
Я развернулась и зашагала прочь, созерцая горы на противоположном берегу реки, четко вырисовывающиеся на фоне неба, купающегося в лучах летнего солнца. До моего слуха доносился плеск волн, разбивающихся о берег, полноводных после периода дождей. Моя маленькая подруга так и осталась стоять в одиночестве под покатой крышей.
Позднее я осознала, что обронила сверток с куклой-кокеши, но не стала возвращаться, чтобы поднять его.
Послеобеденное солнце щекотало лужи своими магическими лучами, заставляя их искриться, точно жидкое серебро. Находясь на
Какое-то движение привлекло мое внимание. Я была уверена, что Хиса прячется за большой золоченой ширмой, установленной в дальнем конце веранды, и жаркое безжалостное солнце припекает его почти обнаженное тело. Очевидно, он отчаянно возжелал увидеть мой танец, раз решил ждать под его палящими, раскаляющими докрасна лучами. Возможность держаться в тени была для японцев важнее тепла или еды, но, как мне казалось, Хиса был выносливее любого древнего божества. Я уже видела его раньше подсматривающим через ширму и улыбающимся мне, и его обнаженная грудь блестела от пота. Я сделала ему знак рукой, призывая уйти, но он предпочел проигнорировать его.
Я молила богиню Бентен, покровительницу музыки и танцев, направлять мои движения и ниспослать мне грациозность и мужество леди Джиоюши. Я скользила по татами на согнутых ногах, и ступни мои в белых носочках напоминали лапы котенка. Руки мои двигались мягко и гибко, выражая эмоции старинной японской любовной песни о замке, луне и двоих возлюбленных, украдкой проводящих время вместе.
– Любовь моя сокрыта в моем сердце, точно белый журавль в хлопьях снегопада,– пела Марико, аккомпанируя мне на лютне, а Юки - на арфе.
Обмахиваясь веером, я избегала смотреть на подругу, в то время как сама она не сводила с меня взгляда. Пристального взгляда. Я пыталась сконцентрироваться на танце, но злость на Марико мешала мне это сделать. К моему неудовольствию, когда мы остались наедине в своей комнате, она продолжала выговаривать мне, спорить, произнося слова шипящим раздраженным голосом. Я настаивала на том, что не вижу ничего плохого в том, чтобы желать мужчину, уверяла, что не сделала ничего дурного.
Марико меня не слушала. Она бросилась на меня, схватила за воротник и сбила с ног. Лицо мое покрылось капельками пота. Груди наши вздымались и опускались, а мы бросали друг в друга золотыми и голубыми шелковыми подушками, опрокинув жаровню и засыпав золой чистые татами.
Обвинения подруги больно меня ранили. Она настаивала, что я опозорила нас своим смелым поведением, сначала заговорив с Хисой, а затем позволив ему касаться своих грудей. Окасан накажет тебя, кричала Марико, заставив спать в одной из пожарных корзин, которые мы держим в чайном доме на всякий случай. Корзины эти имели продолговатую форму и были сделаны из бамбука. По размеру они напоминали небольшой сундук, так что спать в них было крайне неудобно. При мысли о подобном наказании я вся сжалась.
Я же назвала Марико служанкой по договору - это низший ранг подмастерья, - предупредив ее, что, надеясь однажды стать гейшей, она лишь обманывает себя. Могла ли я остановиться? Нет, я продолжала сыпать словами, точно перепархивающая с цветка на цветок колибри, говоря подруге, что она обречена оставаться сидящей
Марико боролась со слезами столь же успешно, что и со словами, и я была даже рада, что она, следуя японской традиции, не демонстрирует свои чувства прилюдно. Я отвела душу, высказав ей все, что хотела, но от этого не стала чувствовать себя лучше. Дух мой был сломлен, жизнь лишилась ярких красок. Гейши славятся тем, что дарят гостям свое очарование, я же потеряла его.
Также я осознавала, что Юки, играющая на арфе, хранит непривычное молчание. Лишь застывшая на ее тонких губах едва заметная улыбка свидетельствовала о том, что она тайно радуется случившейся между мной и Марико размолвкой. Юки по-прежнему питала ко мне ненависть и частенько высокомерным тоном вещала в моем присутствии о том, каких знатных клиентов ей довелось развлекать с тех пор, как она стала гейшей. Аристократы были очень красивыми и все как один воспылали к ней большим чувством, говорила она, добавляя, что и они возбуждали ее, отчего по бедрам ее тек любовный сок. Юки хвасталась, как эти мужчины лизали внутренние стороны ее бедер, а потом их языки касались ее клитора, всю ночь доводя ее до мгновений наивысшего блаженства. Я очень ей завидовала, но скорее бы умерла, чем призналась в этом.
Мечтая о том дне, когда я сама стану гейшей и имя мое вместе с личным гербом будет оттиснуто на плоском круглом веере, я продолжала танцевать, экспрессивно вращая руками, постепенно опуская их вниз. Держа веер в кулаке, я тщательно следила за тем, чтобы большой палец мой был зажат внутрь. Только мужчины сжимали кулаки так, что их большой палец оказывался снаружи. Затем руки мои заскользили по телу вверх, медленно повторяя его чувственные изгибы, прежде чем изящным жестом прижать веер к сердцу, выражая скорбную печаль и душевное томление по находящемуся вдали возлюбленному.
Тут я услышала шарканье ног и тяжелое дыхание. Хиса. Я должна выбросить его из головы и не сметь представлять его обнимающим меня в разнообразных позициях, которые я видела в постельной книге. Я подбросила веер в воздух и снова поймала его, не сбившись с ритма. Я широко улыбнулась, демонстрируя свою радость, хотя окасан и не одобряла любое проявление эмоций во время тренировок. Я очень гордилась своим мастерством. Все майко стремились выступать на Камогава Одори, Весеннем фестивале танцев реки Камо. На протяжении двадцати последних лет гейши Понто-Чо каждый год представляли жителям Киото новую программу, отличающуюся глубоким ритмом и гармоничностью исполнения. Несколько раз спрашивала я у окасан позволения танцевать на этом празднестве, но она лишь улыбалась и ничего не отвечала.
Стремясь доказать, что достаточно искусна, чтобы принять участие в танцах, я вытащила свой золотистый веер, заткнутый за пояс, и медленным плавным движением подняла его за длинными рукавами своего кимоно на манер восходящей полной луны. Затем я продолжила с двумя цветными веерами - одним красным, а другим ярко-розовым, - превратив их в трепещущие крылья бабочек. Наконец я стала махать зелеными веерами, изображающими лес весной, и белыми, чтобы показать снежинки.
Я не сумела побороть искушение показать и кое-что еще.