Белокурая гейша
Шрифт:
При мысли о том, что у Марико не будет мужчины, который бы ее любил, на лице моем появилось напряженное выражение. Брак означал защищенность, положение в обществе, собственный дом и детей. Если гейша выходит замуж, она должна оставить свою профессию. Глубоко во мне жила уверенность, что, как бы сильно моя подруга ни желала всего этого, быть гейшей для нее важнее. Она была пленницей своего разума и тела, призванных служить одному господину. Имя его - долг.
Поспешно спускаясь по узкой лестнице, ведущей к узкому извилистому проходу, выложенному камнями, я не переставала думать о Марико. Я обвела взглядом сад, надеясь обнаружить ее там, но, как и веранда, сад был пустынен. Где же
Через открытые ворота я вышла на улицу. Время близилось к вечеру. Я видела пилигримов, идущих своим путем к храму Киомидзу, священников, просящих милостыню, и праздно шатающихся детей. Маленькая черно-белая собачка с большими печальными глазами преследовала длиннохвостого цыпленка Тосу.
Тут я увидела нечто заставившее меня улыбнуться. Широко улыбнуться. Хиса вернулся с рынка, куда его, судя по покупкам, послала окасан; он нес рыбу шиба в корзине, а в руке бутылку уксуса. Мне не следовало этого делать, но я решила понаблюдать за ним, стоя в тени так, что он не мог меня заметить. Ах, как же великолепно выглядел этот юноша! Высокий, мужественный, его осанка была осанкой воина, а не слуги.
Я видела, как он поднял край своей короткой темно-серой куртки, достал свой пенис и, к моему изумлению, принялся мочиться, поливая мощеную улицу струей такой силы, что, готова была поклясться, отдельные камешки даже отскакивали в стороны.
С губ моих сорвался громкий смешок, и я тут же зажала рот рукой, но все же недостаточно быстро. Хиса огляделся и заметил меня, прежде чем я успела ускользнуть. Грудь его раздулась от предвкушения, а лицо залилось краской, но не смущения. Оправление малой нужды в общественных местах вдоль стен, заборов и у столбов было привычным зрелищем для улиц Киото. В Японии бытует мнение, что если какой-то акт совершается в общественном месте, то он принадлежит всем в общем, и никому в частности, поэтому на него не следует обращать внимания.
Я не двигалась с места. Да и как я могла? Хиса не опустил куртку, но продолжал взирать на меня с вызовом во взоре. Он стоял, широко расставив ноги и являя моим глазам свой пенис. Я сделала глубокий вдох, понимая, что мне нужно идти, так как окасан неодобрительно относится к тому, что майко разговаривает со слугой мужского пола, но я никак не могла заставить себя прекратить созерцать его член. Да и разве не является учеба через наблюдение частью моей подготовки?
Я спряталась подальше в тень, продолжая смотреть, выжидая следующего шага юноши. Любопытство мое было исключительно западной чертой характера, которую невозможно было скрыть в длинных рукавах моего кимоно. Они касались земли при ходьбе, и частички грязи приставали к бледному шелку, сочетавшемуся с цветом моих волос, спрятанных под черным париком.
Я продолжала взирать на юношу.
Он ласкал свой член, а я воображала себя художником, рисующим перед своим мысленным взором картину, в то время как тело мое бурно ликовало, выражая радость по поводу всего происходящего. Пульс мой участился, в низу живота разлилось тепло. Я чувствовала, как меня обволакивает запах моего желания, сладкий, как аромат цветов, распустившихся в новолуние, пока я не отрывая глаз наблюдала за тем, как Хиса ласкает себя свободной рукой. Пенис его рос и наливался силой, превратившись, наконец, в грозное оружие.
Я задержала дыхание. В голове моей бродили чувственные мысли. Я воображала наш серебристый смех, звучащий, когда руки наши сплетаются воедино, а потом он подводит мои подрагивающие пальцы к своему пенису, сжимает мои бедра. Я захихикала, вспомнив огромные члены, изображенные на эротических картинках мастеров жанра. Эти художники принадлежали к школе, верившей,
Вот почему я вышла из тени и, покачивая бедрами и облизывая губы, быстро направилась к воротам Чайного дома Оглядывающегося дерева. Перед зданием стоял огромный черный лакированный экипаж с ярко-синими шелковыми занавесками на окнах, но я не удостоила его ни единым взглядом. Я задумала кое-что иное.
Запрокинув голову, я улыбнулась красивому юноше, провозгласившему о своем желании и бесстыдно предложившему мне, своей богине солнца, свой пенис.
Я представляла себя знаменитой аристократкой леди Джиоюши, которая спасла своего возлюбленного, соблазнив сёгуна. Используя краешек своего шелкового пояса, я имитировала действия этой женщины, бегущей через храм Киомидзу мимо сёгуна, роль которого в моей постановке отводилась Хисе, который пытался схватить ее. Когда он все же поймал ее, храбрая искусительница наградила его ночью любви, в то время как ее возлюбленный ускользнул на свободу.
Следуй за мной, прошептали мои малиновые уста юноше-рикше, затем я облизала губы и издала всасывающий звук. У меня не было ни малейшего желания делать что-то недозволенное, я лишь хотела побывать в объятиях Хисы, чтобы заполнить пустоту в своем сердце.
– Да, Кэтлин-сан, - ответил он, низко кланяясь и заглядывая под подол моего кимоно в надежде увидеть мои светлые лобковые волосы.
– Боги покарают тебя за это, - поддразнила я.
Он знал, что, следуя обычаю гейш, я не ношу под кимоно нижнего белья, за исключением легкой шелковой повязки. Его пронизывающий взгляд рассмешил меня, но при мысли о том, что он в самом деле видит мои золотистые волосы, я покраснела. Он также знал мой секрет, но никому бы его не открыл, так как ему было известно его место в Чайном доме Оглядывающегося дерева и он крепко держался за него.
Я забилась в темный, скрытый в тени уголок под покатой крышей здания и принялась ждать. Придет ли Хиса?
Ни один трепещущий огонек из чайного дома не подавал предупреждающий сигнал нам, намеревающимся преступить социально дозволенные рамки. Юноша действительно пришел, и тело мое возликовало. Не прошло и нескольких секунд, как я оказалась в его объятиях, и его крепкий торс прижался к моей груди. Тело мое изгибалось и раскачивалось, стремясь получить наслаждение, в котором мне слишком долго отказывали. Своими мягкими губами я ласкала щеку и ухо юноши.
Целиком растворившись в пламени мимолетного мгновения, я очень удивилась, когда Хиса сжал мои груди. Тело мое напряглось, но он этого не заметил. Не удовлетворенный ощущением шелка под своими ладонями, он запустил руки за отворот моего кимоно. Нет. Я хотела, чтобы Хиса всего лишь обнял меня, а не занялся со мной любовью.
Не успела я произнести ни слова, чтобы остановить его, как он сдвинул ткань, обмотанную у меня вокруг груди и спускающуюся к лодыжкам, чтобы без труда раскрыть полы моего кимоно и увидеть мои бледные бедра. Я молилась лишь, чтобы боги отвернулись от меня и не видели бесстыдного проявления моей страсти. Я облизнула губы, желая поцелуя Хисы не меньше, чем его прикосновений, но он не стал меня целовать, так как это считалось очень личным и эротичным актом, который не совершали в открытую, но только в темноте с гейшей. Как бы то ни было, я жаждала ощутить его губы на своих, чтобы испытать ощущение чего-то, удовлетворяющего гораздо больше, чем любой сексуальный акт. Чего-то, к чему очень стремилась, но так пока и не познала. То была любовь.