Белый Бурхан
Шрифт:
Потому и не до высоких материй пастырям, бродящим с крестом по горам, лесам, солончакам и болотам; говорящим с людьми, которые их не понимают и понимать не хотят; ночующим где попало и как попало; насыщающим живот свой тем, что и скотская утроба не потерпит... Высокие материи хороши, когда нет низких, когда живешь духовностью и благочестием, а не добычей хлеба насущного, когда уют и тишина в твоей келье, а не бурный и клокочущий дикий край, где всего в достатке и ничего нужного нет!
Пусть взлетает на те выси Поспелов! Только - поднимет ли орлиные крылья свои, если епархия и миссия
Вот не сообщи ему сейчас двух-трех фактов, подкрепляющих его словеса, и все! В Синоде не только не станут говорить с ним, но еще и накажут за своеволие и непотребное усердие в архипустом деле, выеденного яйца не стоящем... Победоносцев не глуп, но и не отличается ангельским терпением дела с ним вести, быть около, команды исполнять - тяжко, хуже каторги его гнев и лютость! Да и неизвестно еще, подпустит ли до себя Константин Петрович обычного в его понимании консисторского чиновника? По лености или небрежности может отмахнуться: "Мне государем поручено решать наиглавнейшие задачи государственной религии, а вы, преосвященный, провинциальные пустячки, высосанные с великим старанием из пальца, изволите подносить!"
Да и резолюцию на доклад или донос может такую наложить, что и себя забудешь! Почерк у Победоносцева мелкий, плохо читаемый и во всем похожий на своего хозяина. А читает он только те бумаги, что выписаны крупно, каллиграфично!.. Учтет ли все эти мелочи осчастливленный временной удачей архимандрит?
А обещанье его о протекции - пустое... Кто будет слушать далеко отставленного, а не близко приставленного к обер-прокурору? Хотя бывает, конечно... Ладно, поглядим- увидим!
И отец Макарий начал составлять текст маркониграммы, марая и перемарывая не только каждую фразу, но и каждое слово.
ЧАСТЬ 5
СХВАТКА В ДОЛИНЕ ТЕРЕНГ
Копье и крест - орудия казни Христа - символизируют духовную власть. Из миссионерского устава
Глава первая
ПОГАСШИЕ ОЧАГИ
Глухой, будто задавленный стон женщины, остановил Кузьму.
Значит, в аиле кто-то жил?
Справа от Кузьмы, там, за аилом, торчала из кустов голова Фрола, и борода его - грязная и всклокоченная - напоминала бесформенный ком ила, нанесенный талой водой на прибрежный камень-валун, выползший из песка под напором зимних, морозов. Кузьма невесело усмехнулся - сам-то он вряд ли выглядит сейчас красивее и благолепее! Такими рожами только людей пугать! Сунешься сейчас в жилище, а они в эту рожу - из ружья...
Стон повторился.
"Рожает баба, что ли?
– темноверец обеспокоенно затоптался на одном месте.
– Вот еще напасть!"
Фрол ждал за кустами, готовый в любой миг задать стрекача. Да, он - не Родион, он не выручит... Будет только о своей шкуре думать, ее, родимую, спасать!
Перекрестившись, Кузьма поднял дверь и головой вперед нырнул в полумрак, как в ледяную воду.
Огонь в очаге уже погас, но угли еще тлели. Если на них бросить сухую ветку, то пламя займется и осветит затхлое и уже выстывшее жилище. Кузьма переломил через колено свою палку, потом доломал половинки уже руками, искрошил их едва ли не в щепу, сунул между кривыми, расползающимися в разные стороны ножками треножника, держащего черный котел с какой-то едой. Скоро дерево задымило, вспыхнуло, разогнав полумрак. Кузьма поднялся и увидел женщину, связанную веревками.
– Господи!-изумился он.-Да кто это тебя? Вместо ответа женщина снова застонала. Кузьма распутал веревки, тронул ее за плечо. Женщина открыла глаза, истошно заорала и полезла под кровать, дрыгая ногами.
– Да не трону я тебя!-испугался Кузьма.-Вот шалая дура! Того, кто вязал и рот затыкал, не боялась, а меня забоялась...
Он сокрушенно махнул рукой и присел у огня. Обломки палки, быстро прогорев, превратились в продолговатые рассыпающиеся угольки, подернутые белым налетом. Пошарив вокруг себя, Кузьма наткнулся на хворост и сунул на угли ветку, которая сгорела еще быстрее.
– Так и топки не напасешься!-проворчал он, стараясь не смотреть на кровать, под которой копошилась женщина.
– Еда-то хоть какая есть у тебя?
– Не понимай.
– Поговорили... Ты меня не понимай, я тебя не понимай! Кто тебя связал-то, за что?
– Не понимай!
Женщина выползла из-под кровати, села на другую сторону огня, сунула в рот трубку, прижгла крохотным угольком, задымила, покачивая головой и роняя беззвучные слезы.
Наломав хворосту, распалив костер поярче, Кузьма оглядел нищий аил и понял, что у этой женщины ничего нет. Не приди он ей на помощь, что бы с ней стало? Умерла бы с голоду и замерзла, так и не выпутавшись из веревок... Кто же это с ней так управился? Муж, брат, отец?
Женщина что-то обиженно проговорила, но Кузьма только пожал плечами. Потом встал, поднял деревянную крышку котла... Нет, это варево из муки и жира не для его желудка! Женщина опять что-то сказала и невесело усмехнулась.
– Все понятно, - буркнул Кузьма.
– Ничего у тебя нету, как и у нас, горемычных... Чем-то жить будешь до весны?
Женщина вздохнула и сунула трубку в рот.
Глаза у Фрола были не столько вопросительные, сколько ждущие:
– Ну, как тама?
– Как и у нас - пусто.
– А баба чего орала?
– Связал ее кто-то. И рот заткнул.
– Во как!
Фрол помотал бородой, попытался ухмыльнуться, но это у него получилось горько и жалко. Сел на снег, зашарил по нему, ища чего бы в рот затащить хоть веточку, хоть шишку сосновую.
– На главную дорогу выходить надо,-вздохнул Кузьма, - в деревню ближнюю топать.
– Христорадничать?
– А тут чего?-разозлился Кузьма.-На снег ложиться и ноги протягивать? Мы жрать токмо мастаки, а не добывать еду!
Фрол испуганно вскочил. После бегства Родиона он стал побаиваться, что и Кузьма бросит его посреди леса одного.
– Куды иголка, туды и нитка,-пробормотал он.
– Совсем пропаду в однове-то! Ты уж меня не кидай.
Он по-собачьи взглянул в глаза Кузьме. Был бы хвост - завилял.
– Пошли.
– Куды эт?
– Там поглядим.
По кромке леса они обошли поляну, вышли на хорошо пробитую тропу, двинулись по ней, ковыляя и спотыкаясь на каждом шагу. Весна давала о себе знать повсюду, но она не радовала бедолаг-темноверцев, поскольку вела новые хлопоты и заботы, не менее мучительные, чем и зимой.