Берлинское кольцо
Шрифт:
Полковник выслушал ее и спросил совсем о другом, о том, что занимало его последние дни:
— Когда?
Она повторила уже известное, заученное. Скучно повторила.
На десятый день полковник показал ей заключение экспертизы по поводу срока нахождения «клада» в земле. Анализы установили, что повреждения пластмассовой коробки, имитирующие длительность пребывания ее в грунте, осуществлены с помощью раствора кислот, остатки которого найдены на поверхности ларца и клеенки, а также в тонком окружающем слое земли. Слой этот не соответствует структуре
— Когда же? — повторил полковник, принимая из рук Найгоф прочитанное ею заключение.
Она пожала плечами и как-то устало вздохнула.
— Не знаю.
Полковник терял терпение, и с губ его готова была сорваться грубость, но вдруг понял, что это не подействует. Сейчас не подействует — к баронессе пришла апатия, отстраняющая все от себя или пропускающая без отклика любое насилие.
— Может быть, что-то знаете?
Она закурила, пытаясь, видно, возбудить себя. Долго тянула пьянящий аромат табака. Курила и смотрела на пепел, на пальцы, совсем уже потерявшие следы многолетних забот.
— Мне не говорили, — призналась она, не поднимая глаз. Впервые призналась за долгие десять дней. — Да я все равно ничего не поняла бы в этой химии. Назвали только квадрат. И еще показали фото участка…
— С крестиком на условленном месте? — заторопился уточнить полковник.
— Нет… Они не так глупы, чтобы фиксировать мое внимание на конкретном сантиметре. Осведомленность невольно толкала бы меня к этому месту и заставила раскрыть себя, во всяком случае, в чем-то проявилась бы…
— Остроумно.
— Но ваша экспертиза разрушила оригинальный замысел…
— И не только экспертиза, — заметил полковник. — Я с самого начала не верил в этот «клад».
— Можно не верить, можно подозревать и даже носиться с этим подозрением всю жизнь, но только доказательства приносят убежденность…
— Кто зарыл шкатулку? — отбросив теоретические рассуждения арестованной, вернулся к главному полковник.
— На этот вопрос я не могу ответить. Мне не показывали человека, осуществлявшего закладку «фундамента» и даже не называли фамилии. Зачем давать мне в руки конец нити, согласитесь со мной, господин полковник. К тому же клад играл роль громоотвода и к нему надо было прибегнуть лишь в критический момент.
— И такой критический момент наступил?
— Да, если я оказалась в вашем кабинете…
— Значит, клад пускался в ход в случае ареста?
— Вернее, в случае возникновения опасности. Мне не пришло в голову, что за мной следят, иначе я бы сразу нашла полянку с четырьмя соснами… Сама нашла.
Найгоф прервалась и посмотрела пытливо на полковника. С какой-то требовательностью посмотрела, словно подозревала о существовании тайны, которую он скрывал от нее все это время.
— Скажите, господин полковник, вы уже искали что-то на втором километре… Вы знали о «кладе»?
Он улыбнулся, как улыбаются подкузьмившие соперника хитрецы. И глаза его, выцветшие, усталые глаза, вдруг заискрились лукавством.
— Не знали!
— Не знали?! — ужаснулась Найгоф.
— Да, но когда увидели в лесу Рут Хенкель, тогда вы для нас были еще Рут Хенкель, — то подумали о каком-то «кладе». Проще говоря, догадались, что гостья из Западного сектора зря не появится в таком глухом месте и не станет без цели прогуливаться по лесным полянкам. К тому же мы знали вас, фрау Найгоф, знали ваше прошлое, ваш характер, ваши склонности, а это многое значит…
— Я навела вас на второй километр, — с досадой произнесла Найгоф. — Боже мой! Только я…
— Только вы… И разрешите от своего имени принести вам благодарность, Рут Хенкель!
— И вы способны еще шутить!
— Пока — нет. Но не огорчайтесь, фрау Найгоф. Мы знаем, что с нами борются и борются постоянно, и не вы, так другой мог, вернее, должен был явиться на второй километр. Ведь вам нужен «клад»?
— Мне?!
— Не буквально. Кому именно, вы лучше меня знаете. Так что же вас интересовало, фрау Найгоф? Нет, нет, отбросим шкатулку, я не ее имею в виду! Что?
— Вы вернулись к вопросу, господин полковник, который задали первым десять дней назад. Помните?
— Помню… И надеюсь, он будет последним.
Найгоф испуганно отшатнулась, словно услышала что-то страшное.
— Почему последним! Почему?..
14
После второго стакана самогона он захмелел. Капуста, натолканная во все уголки рта, холодная, сочная капуста мешала ему говорить — лезла наружу, выдавливалась соком на подбородок, да и говорить, собственно, было нечего. Всего два слова:
— Хороша ты, Зоська… Ой, хороша…
Горячий картофель рассыпчатой горкой высился перед ним и манил духовитым паром. Не прожевав еще капусту, он всей пятерней ухватил огромную картофелину и жадно запихал в рот.
— Значит, говоришь, никто не приходил? — захлебываясь жаром и вкуснотой, спросил он.
— Нет.
— Это правильно. Пусть не приходят. А только зачем в окне огонь был? С вечера…
Зося стояла у стены в своей привычной позе, переплетя руки на груди, и смотрела на коротыша с брезгливым равнодушием. И отвечала тоже равнодушно, цедя сквозь зубы:
— Соседка Степанида заглядывала.
— Соседка, это ничего… Соседка пусть… — Коротыш потянулся за второй картофелиной. — Лишь бы другие не заглядывали.
— Да кому заглядывать-то?
Он пьяно усмехнулся:
— Кому! Мало ли людей в лесу. Дорога приметная, хата твоя с краю, отчего не зайти погреться. Среди сосен ведь холодно…
Насторожилась Зося: прежде о лесе коротыш не упоминал, будто не существовало леса. Неспроста повел, видно, разговор.
— Глупости.
— Ха, глупости! Тридцать человек сманили, вот тебе и глупости. И остальных ждут. А? Ждут? Как думаешь?