Бермудский Треугольник
Шрифт:
«Зайка»
Через полтора часа Поскотин уже шаркал подошвами собачьих унтов о половик в дверях Надиной квартиры. На звонок никто долго не откликался. Наконец, дважды проскрежетал внутренний замок и в дверях появилось заплаканное лицо прапорщика запаса Вероники. Гость почувствовал себя в замешательстве. «А Надя дома?» — только и смог промолвить он, пряча за спиной завёрнутую в ветошь Ольгу и две бутылки шампанского. «Входи!» — коротко ответила женщина, аккуратно смахнув дрожащую слезу тыльной стороной указательного пальца. «Иди, полюбуйся!» — продолжила она, пропуская Германа в гостиную. В комнате царил полумрак. На диване, уткнувшись в подушку, ничком лежала Надежда. По ушам била тишина. Только на кухне было слышно, как хозяйский кот грызёт куриный хрящик. «Кто-то умер?» — растерянно спросил гость. «Любовь!» — коротко и зло ответила Вероника и тут же поспешила к подруге, которая буквально зашлась в рыданиях. Поскотин не знал, что делать. Не раздеваясь, он отнёс подарки на кухню и, вернувшись, сел рядом с ними, дожидаясь, когда ситуация прояснится, но обе женщины продолжали исходить влагой. «А где же Вениамин? — не выдержал теряющийся в догадках гость, — Он хотя бы звонил?» Как по команде рыдания прекратились. «Звонила его жена!» — проскулила в подушку убитая горем Надежда. «Как жена?!» — словно поражённый током, воскликнул в мгновение прозревший Герман. Усмиряя открывшееся сердцебиение, молодой человек силился вспомнить, куда он засунул заветную картонку от духов «Пани Валевски» с Ольгиным номером телефона.
Как оказалось, полчаса назад, когда Надежда суетилась на кухне в ожидании Вениамина, раздался звонок. В трубке милый женский голос поинтересовался, не Надежда ли у телефона и, утвердившись в своих предположениях, обрушил на оторопевшую женщину поток отборной брани. «Она меня обзывала сукой подзаборной, — причитала пришедшая в себя хозяйка квартиры, — обещала выдрать мне волосы, расцарапать рожу и посадить в тюрьму, если я не оставлю в покое её мужа!» Поскотину каждое озвученное ею обещание отдавалось звоном в висках и противной кислинкой во рту. Он всё ещё не мог вспомнить, куда спрятал номер телефона своей любовницы. «Герочка, ты не представляешь, — продолжала убиваться Надя, — у жены Вениамина кто-то работает в КГБ! Она так и сказала — у нас длинные руки!» «Кто бы это мог быть?» — мерзко фальшивя, сокрушался недоучившийся разведчик, стараясь не глядеть в глаза в одночасье посуровевшему прапорщику Веронике. Было заметно, что в голове у бывшей военнослужащей зреют обоснованные предположения.
— Воскресла, падла! — сквозь зубы промолвила Надеждина подруга.
— Кто воскрес? — вздрогнул и следом искренне удивился Герман.
— Жена Веникова! — иронично ответила женщина. — А помнишь, — обратилась она к хозяйке, — он всё твердил нам, мол «вдовый я, вдовый»! Не успел, значит, схоронить, как она воскресла! А твоя как? — обернулась она к Поскотину, — жива ещё?.. Помирать не собирается?
— Нет пока… спасибо… в здравии, слава Богу… — только и смог промямлить примерный семьянин. — А где, кстати, Ольга?
В это время позвонили в дверь.
— Иди, открывай, любвеобильный ты наш, — напутствовала прапорщица, когда взопревший от домашнего тепла и траурной обстановки гость бросился в прихожую.
На пороге стоял улыбающийся «вдовец» с бутылкой шампанского и замёрзшим салютом из красных гвоздик. «Сюрпри-и-из!» — завопил он, расплываясь в верблюжьей улыбке. Поскотин приложил палец к губам и сдавленно прошипел «тс-с-с»!
— Что? — встревожился Вениамин, — Опять Надина мама пришла или в доме кто-то преставился?
— Хуже, Веничка… Похоже, к твоим похоронам готовимся!.. Да проходи, не стесняйся и до срока глаза не закатывай. Сейчас отпевать начнём. Твоя Эльвира Надежде звонила!..
— Шутишь!..
— Какие шутки! Не удивлюсь, если моя сегодня Ольге позвонит: не могу вспомнить, куда я запрятал её номер телефона.
Мочалин обречённо опустил глаза долу, после чего, наконец, начал снимать с себя верхнюю одежду. Шаркая тапочками, друзья откинули полог из ниспадающих нитей стекляруса и робко вошли в траурный зал. Надя привстала с дивана и с непередаваемым трагизмом впилась глазами в своего возлюбленного. Предмет её обожания стоял понурившись. И, если бы у него был хвост, то он непременно бы забил им по полу, как это делают все собаки, пойманные с поличным за отправлением естественных потребностей на половике. Вероника, не выносящая дешёвых мелодрам, вспорхнула из-за стола, подхватила Германа и увлекла его на кухню.
— Ну, что, наигрались в дочки-матери? — нервно закуривая сигарету, спросила она. — Осталось тебе Ольге судьбу поломать, и можно считать, что жизнь не зря прожита. Так что ли?
Молодой человек неопределённо пожал плечами. Ощущая сухость во рту, он промычал что-то невнятное, потом перехватил у женщины сигарету и глубоко затянулся. Ему нестерпимо хотелось выпить морковного сока. Словно, читая его мысли, Вероника достала из холодильника водку и разлила её по детским кружкам с изображениями Микки-Мауса. Выпили молча.
— Вероничка, я хочу объясниться, — несколько торжественно начал Поскотин, укладывая поленницей шпроты на куске белого хлеба, — Ты в деревне когда-нибудь жила?
Удовлетворённый её кивком, он продолжил.
— Курочек, кроликов видела? А бабочек с кузнечиками?.. Ну так, чтобы самец с самочкой…
Не дожидаясь завершения перечня деревенской фауны прапорщик запаса взорвалась.
— Я и козлов видела!
— Вероника, к чему твои оскорбительные аллюзии?! — поморщился исповедуемый. — Я о смысле жизни!..
— А я о тех, кто её губит!..
— Мне даровано её украшать! — в театральной запальчивости воскликнул Герман, после чего осушил вторую кружку с Микки-Маусом. — Я раздаю свою любовь!
— Как кролик?
— Допустим… Хотя это и не смешно… Я стараюсь жить в гармонии с природой!.. Да, во мне сидит и боров, и бычок. Да, я хочу того же, что хочет кузнечик от своей зелёной подружки…
Бывшая военнослужащая в ужасе отшатнулась от Германа, в котором любовник боролся с естествоиспытателем.
— …но, Вероничка, я не просто кролик. Я больной кролик… Любовь — это хворь, вызывающая муки высоких чувств! Животная похоть и духовный подъём неразделимы! И лишь в настоящей любви уместен эгоизм! Я чувствую в себе силы зверя и художника, и я готов сгореть в пламени любви к той единственной, кто также искренно одарит меня своей плотью и согреет душу!
Вероника вскочила: «Да ты с ума сошёл, ты просто маньяк!» «Как горько это слышать!» — разбавив сценический пафос изрядной долей сарказма, воскликнул романтически настроенный натуралист. Убедившись в серьёзности произведенного им эффекта, он торжественно водрузил на столешницу бронзовую «Девушку с веслом».
— Вот, полюбуйся!.. Ты когда-нибудь спала с тем, кто мог бы отлить тебя в бронзе?
— Ещё нет! — машинально ответила женщина, вглядываясь в знакомые черты статуэтки. — Ольга! — вдруг очнувшись, вскричала она, — Вылитая Ольга!.. Она тебе позировала?
— Нет, по памяти… — скромно потупившись, ответил «автор». — Нам было чем с ней заняться…
— Да-а-а, — протянула поражённая Вероника, — за такое я бы любому отдалась… кроме тебя, конечно!
— А я и не настаиваю…
Через мгновение она уже звонила подруге. Не прошло и четверти часа, как все участники любовных интрижек восторженно лицезрели бронзовую статуэтку. Ольга стояла пунцовая от восторга и смущения. Прощёный Веничка, по достоинству оценив мастерство художественного подлога, попеременно бросал завистливые взгляды на оригинал и миниатюру.