Бермудский Треугольник
Шрифт:
Всё время, что ветераны душили друг друга в объятиях, Поскотин стоял навытяжку по стойке «смирно». Он с возрастающим вниманием вглядывался сзади в статную фигуру партийного руководителя, даже не столько в фигуру, сколько в каракулевую папаху, её венчавшую. «Не может быть! — с суеверным ужасом думал Герман, — Мой „пирожок“! Вот и залом, на два пальца выше отворота…» Не выдержав, он крадучись подошёл к полковнику и задрал голову.
— Герман Николаевич, перестаньте паясничать, что вы себе позволяете?! — воскликнул Геворкян, высвобождаясь из объятий секретаря парткома.
— Мех афганский! — отпрянув в сторону, ответил слушатель. — Такой у нас в провинции Джелалабад выделывали. Каракульча называется… Шьют на заказ для Политбюро.
— Верно говоришь, майор! — повернувшись к нему всем корпусом, подтвердил догадку полковник Фикусов. — Каракульча, настоящая афганская каракульча. Случайно в «Военторге» из-под прилавка за триста рублей приобрёл.
Герману стало дурно. «Какой же я болван! — думал он. — Да за свой „пирожок“ я мог бы три Ольги прикупить: две из бронзы и одну — из чугуна!» Однако его мысли перебил командирский голос секретаря парткома.
— Да, Вазген, ты слышал, что учудил мой «слуша?к» из партнабора?.. Тайник у Ленина устроил.
— В мавзолее?
— Нет же… засунул в него капсулу…
— В Ленина?
— О чём ты говоришь!..
— Мой тоже дятлу в задницу воткнул…
— Вазген, шутки у вас национальные…, ну, прямо скажем…
— Какие шутки, Володя! Рассверлил дятлу очко и…
— Прекрати! Ты меня послушай… Мой взял том полного собрания сочинения классика, измазал в грязи и вырезал внутри дырку. А страницы склеил. Так и принёс на зачёт. Всё равно, говорит, его никто у нас не читает, а в утильсырьё сдать побоятся.
— Мда-а-а, — протянул полковник Геворкян, — ничего святого не осталось. Догорает костёр революции… Чем дальше страну греть будем?..
Дом с белыми занавесками на окнах
Накануне выезда на «Виллу» Герман тепло попрощался с женой, гулко пробежал вниз по ступеням к двери подъезда, потом на цыпочках вернулся и позвонил в соседнюю дверь. Его уже ждали. Ольга бросилась ему на шею и запечатала поцелуем губы. Сзади стояли смущённые Миша и Лида. Они лишь недавно были посвящены в тайны любовных отношений соседа-инженера и воспитательницы детского сада. «Это стоит обмыть!» — неуверенно предложил хозяин квартиры и тут же пригласил всех к столу. Лида была менее радушна. Она косилась на Ольгу и, улучив момент, шёпотом высказала жильцу своё мнение: «А твоя натурально не хуже будет!»
Конспиративность свидания придала вечеру дополнительную интригу, которая быстро растворялась в алкоголе и дружном скандировании «Горько!» Любовники целовались, наперебой рассказывали историю своего знакомства, искренне аплодировали артистам домашнего театра, исполнявшим сценки из комедий Мольера и вскоре, радостные и утомлённые уединились в гостиной.
В четыре утра Поскотин проснулся на полу. Рядом, раскинув руки, ничком спала Ольга. «Боже мой! — в отчаянии вскричал герой-любовник, — Я проспал автобус на „Виллу“!» Ситуация усугублялась тем, что он не знал ни адреса, ни даже места, где расположена эта сверхсекретная «Вилла». Старшекурсники рассказывали, будто бы — где-то в районе «Речного вокзала». Поскотин был в отчаянии. «Давай спать, — пропела разбуженная Ольга, — утро вечера мудренее», но возбуждённый разведчик уже метался по комнате в поисках разбросанной по всем углам одежды.
Тихонько скрипнув дверью, он вышел на улицу. В отстоявшейся тишине ночи пахло весной. Ни души. Панельные стены одноликих многоэтажек надёжно скрадывали звуки, рождаемые их дремлющими обитателями. В уютных квартирах спального района скрипели панцирные кровати, дребезжали пружины старых диванов, сопели, храпели и стонали жители индустриальной столицы в то время как одинокий разведчик стоял в тишине посредине проезжей части дороги в надежде поймать запоздалое такси. Ни одной машины! Ни пешехода, ни даже дворового пса. Всё вымерло. Трудовой народ отдыхал и лишь где-то вдалеке ухал пресс оборонного завода и слышались гудки маневровых электровозов. Завывая, как истребитель на взлёте, промчался горбатый «Запорожец», далеко объезжая одинокого путника.
Через полчаса Поскотину удалось поймать такси, возвращавшееся со свадьбы.
— Шеф, помоги! — приветствовал водителя изрядно продрогший путник. — До Речного вокзала подбросишь?
— А там куда?
— Не знаю… — забравшийся в салон пассажир надсадно ворочал мозгами в надежде на спасительное озарение. — Здание должно быть… жёлтого кирпича… — начал выстраивать аналогии со своим Институтом одинокий разведчик.
— Адрес какой?
— Забыл!
— Этажей сколько?
— Не много… три-четыре… Да, ещё занавески…
— Какие?
— Белые, простые, как в медучреждениях… Но не больница…
Герман вдруг не к месту засмеялся. Он отчётливо осознал, что ВСЕ окна на объектах КГБ были завешены белой тканью, не шторами, а именно занавесками.
— Случаем, не морг? — перебил его мысль водитель, заводя мотор. — Там тоже шторки белые…
— Нет, туда ещё рано.
— Так, может, это то место, куда мужиков с дипломатами и в галстуках каждую неделю автобусами завозят?
Пассажир не знал, как ответить. Он неопределённо промычал, что должно было означать, дескать «вполне возможно».
— Из чекистов, что ли?
— Кто?
— Ну, не я же!
Молодой человек замер и оторопело уставился на улыбающегося шофёра.
— Что гляделки устроил? Я вашего брата через день развожу. Нажрутся до поросячьего визга, а потом не могут домашний адрес назвать. Боевой у вас народ! Да и ты, я смотрю, не промах. На, мускатный орех, пожуй, а то в салоне уже дышать нечем.
Пассажир покорно взял семя тропического плода и молча принялся его грызть. Вскоре машина остановилась у трёхэтажного здания жёлтого кирпича с зарешеченными окнами и белыми занавесками на них. Расплатившись, Поскотин позвонил в ворота. Лязгнула щеколда и в освещённом проёме появился зевающий по всей диагонали своего военного рта прапорщик в пограничной форме. Попрепиравшись минуту, запоздавший разведчик, наконец, проник на секретный объект.
Утром временные обитатели жёлтого дома потянулись в столовую. Завтрак на особо секретном объекте был по-монастырски скуден: яичница, кефир и чай с булочкой.
— Хорошо, что здесь хотя бы «рыбный день» не ввели, — приветствовал Герман Шурика Дятлова, который, склонившись к витрине, внимательно изучал выставленные перед ним тарелки с глазуньей.
— Так и загнуться недолго, — задумчиво произнёс товарищ, брезгливо ставя одну из них на поднос. — Питаемся, как Робинзон, одними яйцами. При таком ассортименте я бы и от холодного минтая не отказался.