Бермудский Треугольник
Шрифт:
В этот и последующие дни Поскотин отрабатывал задания только на «отлично». Последний выход на маршрут должен был завершиться встречей и беседой с условным «агентом».
«Прива?т»
Проведя пять часов в движении, посетив семь магазинов и две выставки, сменив все виды городского транспорта, взмокший от напряжения Поскотин прибыл к входу в гостиницу «Байкал», где у него была запланирована встреча с агентом. В руках в качестве опознавательного реквизита он держал свёрнутый в трубочку журнал «The American Journal of Proctology», который он позаимствовал в секретной библиотеке среди прочих изданий, подготовленных к списанию. Со своей стороны его агент по предварительной договорённости обязан был обозначить себя журналом «Селекция и семеноводство».
Заняв место за пять минут до урочного времени, Герман спешно повторял сценарий и смысловое содержание беседы, а также задание, которое надлежало передать секретному помощнику. Периодически он вынимал шпаргалку и шёпотом проговаривал мудрёные названия корпораций военно-промышленного комплекса США, а также номенклатуру оборонных разработок, якобы интересующих советскую разведку. «Мартин Мариэтта, Нортроп Корпорэйшен, Роквелл Коллинз, Пратт энд Уитни», — бубнил про себя Поскотин, шмыгая носом. Время шло, но среди посетителей гостиницы лиц, интересующихся успехами советской селекции и семеноводства не отмечалось. По прошествии четверти часа, оперработник изрядно продрог. Опасаясь, что в толпе его не сможет узнать иностранный агент, Герман принялся вызывающе фланировать на виду каждого проходящего мужчины среднего и старшего возраста. Через полчаса, трясясь от холода, он уже стоял у входа в гостиницу с видом попрошайки у храма, который вместо иконы держал на груди американских журнал для специалистов-проктологов. На улице темнело. Из окон гостиничного ресторана грянули свингующие звуки местного джазового коллектива. «Не пришёл!» — стуча зубами в такт оркестровым синкопам, раздражённо произнёс разведчик, когда в полумраке апрельского вечера он заметил две слившиеся в долгом поцелуе одинокие фигуры. Интуиция подсказывала, что в их облике присутствовал какой-то неестественный драматизм. Действительно, при подходе к ним обе фигуры волшебным образом слились в одну и перед опешившим слушателем предстал обрюзгший пожилой гражданин с двумя всклокоченными половинками седой шевелюры, обрамляющими отполированную годами лысину. Внешне он напоминал располневшего Альберта Эйншнейна с тем же носом-баклажаном и мочалкой усов под ним. В руках гражданин держал авоську, сквозь которую проглядывал детский журнал «Мурзилка».
— Мистер Смит?! — не сомневаясь ни секунды в личности странного субъекта, прошелестел замёрзшими губами майор Поскотин, помахивая перед его лицом изданием общества американских проктологов.
— Оу, еа! — подтвердил догадку приват-агент, просемафориф в ответ журналом «Мурзилка».
— В газетах писали, будто бы вы финишировали вторым после Анри Ва?танена в ралли «Сафари» под Найроби, — произнёс ключевую фразу советский разведчик.
— О, да! Об этом на прошлой неделе писали даже в большевистской «Правде»! — продекламировал отзыв старый агент, озираясь по сторонам, словно озаботившись поиском инвалидной коляски. — Генри Уоткинс, если не ошибаюсь?
— Ес, ес, мистер Смит! — подтвердил свою личность майор КГБ, трубно сморкаясь в платок. — Но почему, товарищ Смит вы не воспользовались для опознания журналом «Селекция и семеноводство»?
— Жена последний коту в лоток нарезала.
— А-а-а… — скрывая смех, отреагировал Герман. — Но теперь позвольте пригласить вас в ресторан.
— Этот?
— Ну да…
— А вы какую оценку планируете получить?
— Не хочу показаться нескромным, товарищ Смит, но я, как бы отличник и к тому же член партбюро курса…
— Похвально, молодой человек, но выбранное вами место встречи тянет разве что на «удовлетворительно».
Разведчик опешил.
— Так, может, в гостиницу «Турист»? Она рядом.
— Три с минусом! — разочарованно произнёс клон Альберта Эйнштейна.
— Тогда — «Охотничий», ресторан на Вильгельма Пика! Пара минут — и мы на месте!
— Мне импонирует ваш утончённый вкус, мистер Уоткинс. Однако ж давайте продолжим беседу в терминах, приближённых к «Краткому курсу», пока во-о-он те граждане не вызвали карету скорой психиатрической помощи.
Действительно, церемониальные жесты и обрывки идейно-ущербных высказываний в стиле диалогов в Театре на Таганке уже привлекли внимание группы пролетариев, кучковавшихся напротив с небогатым набором пивных бутылок.
В ресторане «Охотничий» Герман ожил и вновь вернулся к роли советского разведчика. Его робкие попытки выяснить тактико-технические данные палубного истребителя «F-14 Tomcat» производства фирмы «Грумман» натолкнулись на пожелание мистера Смита, в миру — Ефима Моисеевича, отведать седло косули, запечённое в тесте. Поскотин приуныл и молча начал ковыряться в гусиных потрошках с брусникой. Его «приват», напротив, оживился и погрузился в череду спорадических монологов, относительно судеб мирового разведывательного сообщества.
— История — ложь! — безапелляционно заявил он, осушая вторую рюмку «Столичной», — без учёта сведений из разведархивов всякая попытка реконструкции прошлого несостоятельна. Казалось бы такая простая деталь — Московское метро. Когда бы его запустили, кабы наши не спёрли чертежи эскалатора?.. Вот то-то и оно! Про атомную бомбу я уже не говорю. А насколько бы потускнела мировая литература, не возвеличь её такие мастера тайных операций, как Бомарше, Дефо, Сомерсет Моэм, и Ян Флеминг. Да что там говорить, если Герберт Уэллс и Джон Голсуорси в узких кругах известны больше как разведчики, нежели писатели!
— А наши?.. — полюбопытствовал начинающий шпион, наполняя из запотевшего графина очередную стопку всё более воодушевляющемуся маэстро.
— Наши — все!
— Как все?!
— А вот так! Не чекист, так агент! У нас в Союзе вербуют всех, кто Богом отмечен, или… или Чёртом, Леший их всех подрал!.. Ты погляди вокруг себя. Видишь умные лица?
Герман честно принялся вертеть головой.
— Вижу.
— Клянусь всеми святыми — это агенты КГБ!
— Не может быть!
— Хорошо — две трети… И половина из них — инициативники! Наши интеллигенты, при всём их показном вольнолюбии, в потаённых глубинах своих испорченных душ, просто грезят сотрудничеством с органами. Только тупые, убогие и хилые духом не имеют права носить гордое звание советских агентов!.. И перестаньте, пожалуйста, таращить на меня глаза! То ж люди кругом! Гляди, как притихли.
Поскотин, словно уличённый в выковыривании изюма из булки в хлебном магазине, сноровисто опустил голову к тарелке и принялся мякишем вымазывать подливу.
— Боже праведный! Мистер Уоткинс! Кто вас учил этим отвратительным манерам?
— Ефим Моисеевич, кушать хочется, сил моих нет! Какие уж тут манеры!
— Этим своим чавканьем вы и хороните советскую разведку! Кому сказать, — правой рукой держит вилку!.. А ведь я, милейший мой, хорошим манерам, почитай, сызмальства обучен. Кто мог предположить, что Фима, худенький мальчонка, что у отца в шинке под Черниговым полы драил и посуду мыл, вскорости фокстроты с вальсами закрутит, щипчиками да вилочкой с крючочком омаров разделывать будет. Всему учили на курсах, да-с! За селёдку к аперитиву по рукам били! К примеру, чем бы вы изволили закусывать «Шато Мутон Ротшильд»?
— М-м-м…
— Вот именно — «М-м-м»!.. Вы Александра Орлова знаете?
— Это тот, что был режиссёром фильма «Женщина, которая поёт» про Пугачёву?
— Доннер веттер!.. Я о Лейбе Лазаревиче…
— Троцком?
Старик заломил руки, потом начал сдуваться, словно упавший на гору монгольфьер. Его чудные кудри на обоих полушариях поникли. Наконец он поднял глаза с отвисшими как у Дего Ривьеры нижними веками и устало спросил.
— У вас там все такие?
— Нет… Но я — из лучших!