Бессмертный избранный
Шрифт:
— Твой муж мудр, — говорит Энефрет, вместе с нами разглядывая толпу. — Солдаты следят, чтобы не было беспорядков, но не мешают людям возвращаться домой. Я начинаю думать, что сделала хороший выбор.
При этих словах она смотрит на Серпетиса, но он не отвечает на ее взгляд, сделав вид, что не заметил.
— Этих людей мы видели еще в Шиниросе, — говорит Унна. — И их было так много.
— Асма — большой город, — спокойно отвечает Энефрет. — Она примет всех своих детей, если позволит правитель.
Энефрет спешивается, и мы спешиваемся
Но им сейчас не до нас. Кто-то замечает, как хорош конь Энефрет, и она с улыбкой и легким асморийским акцентом благодарит. Она мгновенно становится своей в этой толпе, и нам остается только следовать за ней — за той, что забрала магию у тех, с кем идет рядом. Мы не торопимся, но и не медлим. Мы просто течем с этой рекой, позволяя ей нести нас туда, куда она течет.
— Ты хочешь сразу идти… к нему? — спрашиваю я сестру.
— Да. — И больше ни слова.
Толпа несет нас все ближе к городу. Солдаты уже совсем близко, и я замечаю, как дрожит Инетис и как сжимает руки в кулаки Унна. Холодные глаза стражников равнодушно оглядывают меня и Серпетиса, но расширяются, когда натыкаются на Инетис. Они явно узнали ее. Один из воинов говорит что-то другому, и тот тоже смотрит на Инетис, так, словно увидел величайшее чудо или ужаснейший морок.
— Стойте!
Но Энефрет выступает вперед и проводит рукой по воздуху перед лицами солдат.
— Идите своей дорогой, — говорит она нам. — А вы забудьте о тех, кто прошел.
Инетис побледнела, почти позеленела под взглядами солдат, и я беру ее за руку, чтобы ободрить. Она так напугана, что не сопротивляется. Мы идем мимо воинов, которые зорко оглядывают толпу позади нас, но теперь не замечают тех, кто прошел у них под носом.
Это не деревенька в глуши Шинироса, где умершей и ожившей син-фире можно говорить все, что вздумается. Это Асма, и люди правителя точно знают, кому положено быть живым, а кому — нет.
Мы идем дальше. Охрана невозмутимо смотрит вперед, когда я оборачиваюсь, кажется, они уже забыли о том, что видели.
— Спасибо тебе, — говорит Инетис.
— Мне следовало бы позволить им проводить нас в дом твоего мужа, — улыбаются полные губы. — Но я не хочу присутствия посторонних на встрече.
Мы ступаем на выложенную камнем дорогу, и вот, мы в городе, на главной улице, идущей от рынка через весь город до выгребных ям. Мы в самом сердце Цветущей долины, в гостеприимной Асме — и я уже забыл, как она выглядит при свете дня. Я еще не привык к тому, что можно не прятаться за запахом мозильника и не опускать глаз, заметив на себе чей-то слишком пристальный взгляд.
— Мигрис и рабрис будут ждать нас
Людской поток обтекает нас, но не задевает. Мы словно в оке бури, вокруг нас бушует ураган, а мы стоим в его сердце и не чувствуем ни дуновения.
Дом Мланкина еще не виден, так как мы зашли со стороны тракта, но Инетис, кажется, готова развернуться и бежать из Асмы без оглядки. Она выдергивает мою руку из своей, словно только что заметила, что я держу ее.
— Что теперь будет? — спрашивает она.
— Я останусь с тобой, — говорит ей Энефрет. — Я буду с тобой.
Глаза ее пылают огнем — всего мгновение, но наши метки отзываются на этот огонь вспышками тепла. Я вижу, как хватается за шею Серпетис, как вскрикивает и прижимает к груди запястье Унна, как морщится Инетис.
— На этот раз вы сделали все правильно, — говорит она.
— Что мы сделали правильно? — спрашиваю я.
Энефрет улыбается.
— Спроси у своей сестры и наследника Асморанты, — говорит она.
Я молчу и смотрю на Инетис. Лицо ее медленно покрывается румянцем, тогда как Серпетис сжимает зубы — все сильнее, пока желваки не надуваются на его челюсти твердокаменными буграми.
Серпетис делает к Энефрет шаг.
— Что ты сделала?
Она смеется.
— Я не делала ничего, сын прекрасной Лилеин. Это была твоя ночь. Твоя страсть и твое желание.
Инетис вскрикивает и почти падает, и Серпетис протягивает руки, чтобы подхватить ее, но я перекрываю ему путь. Инетис опускается на колени на грязную каменную улицу Асмы. Она закрывает глаза, и когда Унна опускается рядом с ней, чтобы попытаться поднять, стряхивает со своего плеча ее руку.
— Ты сделала это, — говорит она, не поднимая головы. — Ты все-таки сделала так, как сказала.
— Я же говорил, — слышу я голос Серпетиса. — Инетис знает больше нас. Она — тот самый избранный, я угадал? Отвечай, Энефрет!
И, как будто он имеет право требовать, а она не может не подчиняться его требованию, Энефрет отвечает.
29. ОТШЕЛЬНИЦА
— Я обещала этому миру избранного, — кивает Энефрет. Инетис дрожит, но снова отталкивает мою руку, когда я хочу помочь ей подняться на ноги. Она плачет, и я слышу ее тихие всхлипы даже сквозь людской гомон вокруг нас. — Я выбрала вас — самых достойных. Мужчину, воина с благородной кровью, женщину, мага с благородной кровью, и двух невинных…
— Невинных? — Серпетис перебивает ее так резко, что это звучит как щелчок кнута. — Ты, должно быть, плохо разбираешься в невинности, Энефрет. Не знаю, что с парнем, но девушка не невинна. Это я знаю точно.
Я почти не слышу его слов — в голове шумит, как будто кто-то ударил оглушающим заклятьем. Он говорит обо мне, но почему так, и почему в его голосе столько злости? Я выпрямляюсь и смотрю на Серпетиса, и сердце колотится, и в груди щемит и что-то словно хочет сломаться.
Энефрет смеется — звонко, заразительно.