Бессмертный воин
Шрифт:
– Для мужчины, отказавшегося от женщин, отец Теобальд слишком много об этом знает, - Иво боролся с собой, чтобы его голос оставался спокойным. Он начинал злиться, не он один ошибался.
– Ничто из того, чем муж и жена наслаждаются вместе, не является грехом для нормального божьего человека. Относительно оскорбления, всё, что я могу сделать, это лишь снова повторить, что не намеривался оскорбить вас, и сказать, что я не уехал бы от вас, не имея серьезных оснований.
– Так в чём же причина?
– с вызовом спросила она.
Он покачал головой:
–
– Я не глупа, милорд. Объясните так, чтобы я поняла. Это наказание за мой острый язык?
– Нет.
– Я вызвала ваше недовольство своим поведением в кровати?
– Нет! Ради бога, Алейда, это то, о чём вы думали весь день? Вы понравились мне, и мне даже не описать словами насколько. Конечно, вам это известно.
– Тогда почему?
– потребовала она ответа.
– Я не могу сказать вам.
– Не можете или не хотите?
– И то, и другое, - вырвалось у него, до того как он смог себя остановить.
– И теперь вам следует знать, что я буду каждый день уезжать, без объяснений.
Она смотрела на него, шокированная, так, будто он её ударил.
– Каждый день?
– Каждый день, на протяжении всего дня, при любых обстоятельствах, и по той же причине, которая не имеет никакого, никакого! отношения к тому, что было у нас с вами или к тому был или не был я рассержен. Это не мой выбор. Это… то, что я вынужден делать.
– Но почему?
– вскричала она.
– Потому, что я должен. Прекрати спрашивать, женщина. Это единственный ответ, который ты получишь.
– Это, - начала она, но Иво придвинулся к ней с предупреждением в глазах, и она замолчала. Со звуком «Хммм» она пошла к своей, лежащей у окна вышивке.
– Потому, что я должен. Потому, что я должен, - повторяла она себе под нос, точно подражая его голосу. Она села, вытащила иглу и воткнула её в ткань:
– Coillons [34]!
Звук любимого ругательства Бранда, слетевший с губ его жены- леди, пусть даже и рассвирепевшей, пусть даже это и было сказано на французском, усыпило осторожность Иво. Он начал смеяться, а когда она повернулась к нему готовая к битве, это рассмешило его ещё больше.
– Я знал, что вы не станете монахиней, пока они не начнут ругаться как портовые моряки.
Она начала задыхаться, хотя и невозможно было понять, сдерживает ли она новые ругательства или пытается не рассмеяться, но внезапно весь запал ушел из неё.
– Это то, что я имела ввиду, милорд. Вы заявляете, что будете мне мужем лишь ночью, вы дразните меня и очевидно ожидаете, что я буду смеяться вместе с вами.
– Что вы почти и сделали, - сказал он, почти заработав проблеск улыбки, который сопровождал хмурый взгляд, такой же кислый, как скисшее молоко. Он попробовал подойти с другой стороны.
– Многие мужчины - мужья лишь ночью, и многие леди рады этому.
– Многие леди вообще не желали бы иметь мужей, - она вздохнула так, будто это касалось и её,
– Мне не следует пытаться менять вас, милорд, не так ли?
– Не следует.
– И полагаю, мне просто следует покорно махать вам вслед каждое утро, когда вы уезжаете прочь?
– Я сомневаюсь, что вы когда-нибудь что-нибудь будете делать покорно, - сказал Иво. Она резко подняла на него взгляд, но он поднял руки вверх сдаваясь, прежде чем она смогла бы найти ещё одну причину разбушеваться.
– Я буду уезжать на рассвете, Алейда. Не думаю, что вы к тому времени проснётесь.
– На рассвете, - недоверчиво переспросила она.
– Каждое утро?
– Да. Но каждый вечер я буду возвращаться, и я обещаю вам, что вы будете ожидать моего приезда с куда большим желанием, чем отъезда.
– Это вы просто так говорите.
– Это я обещаю вам, - рискуя, он подошёл к ней поближе, а когда она не отодвинулась, подошел ещё ближе, так чтобы иметь возможность взять её за руки.
– Я не желаю оставлять вас, сладкий листочек, но я должен. Я не могу сказать вам большего. Вы должны будете довериться мне.
– Довериться вам?
– её вопрос был пропитан горечью.
– Я слишком мало знаю вас, милорд. Вы - незнакомец для меня, даже после всего того, что произошло вчера вечером. Я обменялась большим количеством слов с вашим сенешалем, чем с вами.
– Это изменится, - твёрдо поклялся он, игнорируя вспышку зависти, которая возникла в нём при упоминании Ари. Ари, который уже видел, как солнечный свет касается её лица, того что он сам никогда не увидит.
– Вы узнаете меня за следующие дни и недели, а с узнаванием придет и доверие.
– А пока этого нет?
– А пока этого нет, я могу только предложить вам только это, как залог своей искренности,- он сгрёб её в свои объятия, и прежде чем она успела возразить, поцеловал её. Он всё сильнее сжимал её, пока не почувствовал, как у неё перехватило дыхание и не почувствовал как её тело стало податливым. Когда он отпустил Алейду, её глаза были затянуты дымкой, заставляя его чувствовать себя безрассудным, будто он мог утащить её в лес и оставить там лишь для себя, вопреки всему, что могло бы произойти.
– Вы понимаете?
Она с трудом сглотнула.
– Думаю, да, милорд.
– Хорошо. Теперь не хотели бы вы взглянуть на подарок, что я принес вам?
– Я была бы не против, - произнесла она, тщательно подбирая слова.
– Но я не одела красивого платья, как вы просили. Я не испытывала к вам добрых чувств, когда одевалась.
– Подозреваю, что вы не испытываете их и теперь, - Иво опустил взгляд на её платье, цвета сливы, зашнурованное достаточно туго, чтобы подчеркнуть линию её груди, и показать бледно-жёлтую нижнюю рубашку, покрывавшую её шею и грудь. На голову, вместо вуали, она одела косынку, что носили поварихи, которая оставляла открытыми её косы. Он кивнул одобрительно.
– Это значительно лучше того ужаса, что вы одели вчера вечером. Протяните свою руку.