Бестолковые рассказы о бестолковости
Шрифт:
Демонстрируя лояльность и ничем неприкрытый, неподдельный демократизм, высоковоенноначальствующий, наконец, вплотную приближается к оторопевшему в сложившейся неловкости каравану-табору и уточняет у военного:
— Так, это, значит, мама ваша? Вижу. вы на нее очень похожи.
— Да, да, — подтверждает истинность начальствующей прозорливости едва пришедший в себя военный.
— А это что за старушенция такая страшная, да еще с каким-то синюшным мальчиком? — вдруг громким шепотом спрашивает высоковоенноначальствующий, низко склонившись к уху военного. — Ну вылитая Баба-яга, да еще с цыганским оттенком!
— Да тещенька дорогая моя увязалась, прости Господи! Житья, говорит, со старшим зятем-пропойцей нет, и мальчика, внука своего значит, тоже прихватила, — скорбно вещает военный. — Ну а какие дети-то у алкоголиков-то у этих? Такие и есть — синюшно-золотушные.
— Начальник, не ругай, —
Высоковоенноначальствующий еще больше начинает проникаться безвыходностью состояния горячо желающего служить военного и произносит что-то вроде того, что: «Вы здесь немножечко постойте. Не уходите никуда, не делайте скоропалительных выводов. Мы сейчас с политическим моим помощником потолкуем, может по сусекам там чего-нибудь… В общем, будет видно. Может что-нибудь и придумаем». И, в даже в поспешности своей все равно степенно, значительно так удаляется. Видимо, в поисках того-самого, всуе упомянутого, политического помощника, но, видать, тоже высоко политиконачальствующего над всеми политическими помощниками в данной местности обитающими.
Спустя минут эдак тридцать к лагерю, разбитому участниками караванного-таборного движения, подъезжает черно-блестящий, вместительный такой автомобильчик, водитель которого радостно приглашает всех вовнутрь этого черно-блестящего как-нибудь поместиться. Смелее, мол, на все имеются высоковоенноначальствующие указания.
Галдящее цыганское семейство с некоторыми сложностями, но в конце-концов, удачно размещается внутри самого комфортного представителя советского автопрома и пылит в неизведанное, обозревая скучновато-однообразные военно-гарнизонные окрестности. «Ничего-ничего, успокаивает всех сам было взгрустнувший, военный, мы ведь сюда с вами, дорогие мои, не веселиться приехали, а служить! Веселиться теперь будем раз в год: в отпуске пребывая. А чаще и не надо — баловство это».
Наконец комфортный и черно-блестящий плавно останавливается у подъезда типового пятиэтажного дома, незаслуженно именуемого в народе «хрущобой». У дверей подъезда в величавой позе стоит представительный такой военный, поигрывая какими-то ключами, и приветливо, по-отечески так, широко улыбается. «Высоко политиконачальствующий!» — озаряет военного, и он уже готов сорваться на противоестественный для всего остального человечества шаг, но натыкается на упреждающий жест высоко политиконачальствующего.
Мол, не надо этого, сынок, нам, политиконачальствующим эти сугубо военные штучки самим надоели до смерти. Мы же инженеры человеческих душ, и формализм нам совсем не свойственен. Наша задача — помочь становлению молодых военных и укреплению их семейных уз — цементированию, так сказать, ячейки социалистического общества. И поэтому он, высокополитиконачальствующий, находится сейчас здесь. Целый сам здесь. Мог бы, конечно, прислать кого-нибудь помельче. Но нет, пришел сам, лично вникнуть в нужды военного и вручить ему ключи от двухкомнатной квартиры. Маловато, конечно, для такого-то табора. Но на первое время хватит. Ну а, если военный будет очень хорошо служить и демографически поддерживать свое государство, глядишь, через годок-другой можно будет переехать в трех-, а то и в четырехкомнатную квартиру. Их, четырехкомнатных, правда, очень мало строят, но найти и предоставить можно. Если очень сильно захотеть. Так что служить надо, товарищ военный изо всех своих сил, служить и размножаться. А сейчас ему, политиконачальствующему, необходимо срочно уйти. У него ведь сотни таких опекаемых военных. Ко всем надо поспеть с политически грамотным советом. Да, а сыну этому тещиному, этому драчливому пропойце, может надо помощь оказать какую, забрать его, к примеру, в те же военные? Здесь же лучшее в стране лечебно-трудовое предприятие. Знаете, что это такое? В народе его «ЛТП» называют. Нет, не надо, значит? Ну ладно, пусть сами разбираются и если надумают — добро пожаловать. Водки здесь не продают, а работы навалом. Ну ладно, счастливо тогда вам здесь оставаться, товарищ военный. Вот вам ключи. Квартира № 45, на третьем этаже. Может помочь вам вещи занести? Да нет, не сам я, конечно же, буду баулы ваши неподъемные таскать, вызовем сейчас бойцов непобедимой Красной армии. Нет? Ну, раз так категорично… Размещайтесь тогда себе на здоровье. Да ладно вам, не стоит вовсе, работа у нас такая.
На этой пафосной ноте высокополитиконачальствующий
А через недельку, немного погостив и оказав первую помощь бытового характера, уезжает и мама хитрого в артистичности своей военного. И оставляет сына с семьей одиноко ютиться в недрах вожделенной хрущебы. Но, точности ради, необходимо отметить, что ютиться военному в этой квартире будет абсолютно некогда. Он будет теперь приходить туда только для того, чтобы хоть немного поспать. И далеко не каждую ночь приходить он будет. Зато спокоен военный теперь за молодую семью свою. А когда военный за молодую семью свою спокоен, зело рьяно он спокойствие это будет службой ратной своей оберегать.
Вот такие вот трюки проделывали порой особо хитрые военные. А что делать? Ведь даже в те социально благополучные времена девиз: «Хочешь жить — умей вертеться!» не был лишен актуальности, да, по-видимому, и не будет лишен ее никогда и ни при какой общественно-экономической формации.
А что же менее артистичные в хитрости своей семейные военные? Они со временем тоже чего-нибудь подобного добивались. А покуда добивались, ютились в общежитиях смешанного типа, где проживали и военные семьи, и военные холостяки, и военные «холостячки». А военный гарнизон, к примеру, мог состоять из пяти военных частей. А это, смешанного типа общежитие является, к тому же, еще и общим для всех этих пяти воинских формирований. А в этих доблестных формированиях в различное, для всех пяти, время проводятся шумные тревоги и учения. (Правда, бывают еще и общегарнизонные скачки и прыжки, но это все ведь только плюсуется к и без того частым беспокойствам. Ну, по крайней мере — никак не минусуется!) Ведь что такое тревоги? Это грохочущие в ночи сапоги посыльных, тревожные стуки в каждую дверь общежития и озабоченные сообщения: «Товарищ военный, тревога!» Души военных начинают тревожно трепетать. А далее рев строящихся на морозе в колонны боевых машин и, перекрывающие этот рев матюги командиров. Но это ненадолго. Очень скоро наступает оглушительная лесная (лесо-степная, степная, пустынная и т. д.) гарнизонная тишина. Пока все. Одни уехали. Но чуткий сон младенца даже не «растревоженного» на сегодня военного нарушен, и очередная бессонная ночь самому военному и дражайшей его половине на сегодня точно уже гарантирована. А завтра по тревоге поднимут уже и этого, не выспавшегося накануне военного. Обычное дело. Служба дни и ночи.
А столько там, в смешанных общагах этих, всего разного и интересного насмотрелись семейные военные! Больше даже не они сами, военных уже тогда было трудно чем-либо удивить. В процесс познания нового в многообразии жизненных проявлений и однообразии повадок «хомо милитер» и других, окружающих их особей, были включены жены и даже дети семейных военных! Но это уже совсем другие истории. Бог даст, как говорится, коснемся этой темы более углубленно в следующих своих книжонках. (Да-да, читатель, и даже не смейте протестовать — вы, зная уже, о чем в них, в будущих (дай Бог!) книжонках этих, пойдет речь. Вы ведь можете их просто и протестно так, полностью проигнорировать и не покупать. Или можете купить и сжечь их в ярости. Это — как вам будет угодно. Но сначала, лучше все же было бы купить. Иначе нечего будет сжигать. Это — как вам заблагорассудится. В конце-концов — решение будет за вами. У нас ведь сейчас суверенная демократия на дворе потрескивает. И рыночно-криминальная экономика уже давно вовсю и всем правит).